Перед тем, как показать семантическую и духовную близость двух столь разных, казалось бы, дневников, остановимся на параллелях этой странички из дневника писателя и «Тихого Дона».
Опустим общеречевые и большинство лексических параллелей. Из того, что в 22 строке крюковского дневника встречается выражение
«многое сразу
стяжало
бы сердце», а в «Тихом Доне» есть слова «
стяжавший
…
славу
» (ТД: 4, XIII, 90), ровным счетом ничего не следует. И не стоит очень радоваться, найдя в 14 строке идиому «опустив головы», а после дважды обнаружив такую же («опустив голову») в первой книге романа.
Обратимся к тем параллелям, которые следует признать редкими. И хотя каждая из них сама по себе тоже не может быть аргументом в споре об авторстве «Тихого Дона», весь этот отнюдь не разноголосый хор говорит нам о единстве речевой ткани двух текстов Федора Крюкова – его короткой дневниковой записи и четырехтомной казачьей эпопеи. И дело тут даже не в сумме лексических, синтаксических, образных и стилистических совпадений, дело в единстве того духовного конфликта, который в 1909 году выплеснулся на страницу дневника писателя, и результатом которого в конечном счете стал роман «Тихий Дон». Путь о ранней прозы Крюкова к его роману проходит через ушко этой скромной дневниковой странички.
Строки 3–4: «от Невы наносило дымом и желанною свежестью». Вспомним: «От проходивших сотен наносило конским потом и кислотным душком ременной амуниции» (ТД: 6, LX, 392).
Строка 6: «копешку склал».
См.: «лежали
копешками
»
(ТД: 4, III, 38). Кроме того, в романе несколько раз «
поклали
», «
покладем
».
Строка 7: «где ворохнет». В «Тихом Доне» глагол «ворохнуть» – многократно.
Строки 7–8: «светящийся
пух
… одуванчиков, как
сквозистые, мелкие мушки
».
Та же авторская метафора в «Тихом Доне»: «На лугу кисейной занавесью висела мошка».
(ТД: 6, II, 21). Кисейная – это и есть светящаяся, «сквозистая» занавесь. Только в одном случае это пух одуванчиков, который сравнивается с мошкарой (так же лезет в лицо и в глаза!), а в другом – сама мошкара.