В любом общественном арт-пространстве искусствовед играет роль телефонистки вековой давности, соединяющей вопрошающую и отвечающую стороны и втыкающей штекер вопроса в гнездо ответа.
Поскольку ответа требуют от немого произведения искусства, всех вопрошающих приходится соединять с говорящим искусствоведом. То есть отдуваться приходится такой телефонистке, которая еще не научилась профессионально втыкать.
Вопросы задают самые простые, поэтому отвечать на них невероятно сложно.
В начале своего пути, не обладая достаточным опытом общения и гибкостью устной речи, можно вести себя как в одном сериале, где герой, желая понравиться девушке на вернисаже, оценивал современное искусство тремя фразами типа: «это глубоко», «это мрачно», «это амбивалентно». На первое время такого набора в принципе достаточно.
Есть несколько вопросов, избежать которых невозможно:
– Никогда не отвечайте на эти вопросы!
Иначе вы окажетесь в крайне уязвимом положении. Меняйте тему разговора, как бы нелепо это ни выглядело. Улыбайтесь, кашляйте, срочно идите в туалет или даже неумело имитируйте входящий звонок – что угодно, кроме ответов на эти вопросы. Или начните очень издалека: «Как замечательно, что вы меня пригласили! Какая у вас чудесная атмосфера! Как вы удачно оделись для такой выставки!» – отвлеките собеседника, покажите себя льстецом или тугодумом. Это выйдет вам дешевле и вскоре забудется. Любая конкретика в ваших ответах – путь к неприязни, обидам и вражде.
На вопрос о произведении Малевича можно отвечать только на завершающей стадии вернисажа, тет-а-тет с назойливым вопрошателем, в твердом расчете на его завтрашнюю амнезию. Но зато лепить можно что угодно: это закрашенный портрет Троцкого, это часть заговора тамплиеров, это – вообще не то, чем кажется.
Зато на вопросы таксистов типа: «Правда, что все работы в Эрмитаже – подделки, а оригиналы давно проданы за границу?» – можно и нужно отвечать честно.
Есть такая порода критика: он не просто высовывает свой язык прилюдно (что уже навязчиво), но еще старается им до всего дотянуться.
Драма «Интеллектуальное потрясение»
Семен Марленович Лизавец
: Ввиду отсутствия чего бы то ни было, требую опосредованного живейшего участия… (Ирма Осиповна Пурсик
(Иван Иванович Ароматов
(К примеру, ваше первое впечатление от некоего произведения искусства предсказуемо: «Ну что за унылое говно!»
Не верьте себе сразу.
Произведение мелкое, противное, скучное и выглядит работой дилетанта? Но зато вы – глубокий, привлекательный, интересный во всех разрезах специалист.
Отойдите от источника впечатления. Успокойтесь. Подышите.
Не возвращаясь к источнику, попробуйте сформулировать ту же мысль иначе: «Какой безрадостный гумус».
Еще перекурите и взбирайтесь на новую ступень осмысления: «Весьма антиутопично, но одновременно по-земному».
Еще после десяти неторопливых глубоких вдохов вы окажетесь рядом с желаемой финалочкой: «Почвенная оптика», «Экзистенциальная подлинность», «Антиэскапизм».
Ну и так далее, само пойдет.
6. Текст, текст, текст
Текст должен беспокоить вас всегда. Собственно к этой обеспокоенности и надо стремиться.
Постоянным фоном для вашего существования в потоках искусства должен стать вызревающий внутри вас текст.
Статья, аннотация, тезисы лекции – не важно, что нужно придумать и написать, главное, чтобы вы привыкли генерировать его: то неявно, то чуть ли не вслух, либо записывая отрывки в блокнот, либо надиктовывая в подвернувшуюся гаджетку.
То, что останется от искусствоведа – текст. По его качеству, его стилю и его индивидуальности будут судить о вас.
Другого способа увековечить свою творческую личность у вас нет.
О меткости
Любой современный художник действует на поликультурном поле и, даже просто прогуливаясь по нему, собирает на свои подошвы самые разнообразные образцы культурологического грунта.