– Мама счастлива, – призналась девушка. – Случилось настоящее чудо! А Аликс, Хильда, Миллисент и Ева! О-о-о! У них теперь начнется новая жизнь. Я буду способна, – по виду Агаты можно было догадаться, что у нее камень с души упал, – сделать счастливыми сестер. Любая девушка, которая выходит замуж счастливо – и с выгодой! – способна изменить к лучшему жизнь сестер, если она
В следующий миг ее взгляд несколько потух. Слова вырвались у Агаты совершенно непроизвольно. Она не забыла те дни, когда, покорная долгу, смирилась со своей участью и улыбалась Уолдерхерсту, который был на два года старше ее отца; затем быстро поняла свою оплошность и расстроилась. Было нетактично обращаться к сложившемуся в уме образу, пусть и косвенно.
Впрочем, Эмили Фокс-Ситон тоже была рада, что сэр Брюс молод, и что молоды они оба, и счастье пришло к ним раньше, чем они успели устать в ожидании его. Она была слишком счастлива сама, чтобы продолжать расспрашивать Агату.
– Да. Это прекрасно, – ответила она, и в ее глазах сверкнула искренняя симпатия. – У вас одинаковые интересы. Как приятно, если у супругов есть общие увлечения. Допустим, вам нравится много бывать в обществе и путешествовать; было бы печально, если бы сэр Брюс не разделял ваших пристрастий.
Эмили не задумывалась о семьях, где мужчины выходили из себя, получая приглашения, которые считали слишком скучными, чтобы принять, – потому что их жены и дочери этим приглашениям радовались. Она не предчувствовала, как станет сожалеть в будущем, если Уолдерхерст, к примеру, не изъявит желания пойти на званый ужин или отвергнет приглашение на бал, и ей придется остаться дома. Она просто разделяла радость с леди Агатой, двадцатидвухлетней невестой двадцативосьмилетнего мужчины.
– Вы – не то что я, – продолжила она. – Мне пришлось так упорно трудиться и так жестко экономить, что теперь
– О-о! – воскликнула леди Агата и непроизвольно коснулась руки Эмили, напуганная описанием вполне вероятного развития событий.
Эмили улыбнулась, прочитав ее мысли.
– Наверное, мне не следовало затрагивать эту тему. Я забылась. Однако такой исход возможен в старости, когда женщина уже не в силах работать и не имеет средств к существованию. Вы вряд ли поймете. Боится тот, кто слишком беден, потому что подобные мысли неизбежно приходят в голову.
– Зато сейчас!.. Сейчас все изменилось! – заявила Агата с ненаигранной торжественностью.
– Да. Теперь мне нечего бояться. И потому я очень признательна лорду Уолдерхерсту.
При этих словах ее шея порозовела, как в прошлый раз, когда свидетельницей ее смущения стала леди Мария. Даже столь невинные слова выражали страсть.
Спустя полчаса явился лорд Уолдерхерст и застал Эмили у окна. Она улыбалась.
– Вы выглядите великолепно, Эмили. Полагаю, причиной тому белое платье. Вам нужно чаще носить белое.
– Обещаю, – ответила она. Маркиз заметил, что помимо белого платья, у нее имелся также милый румянец и в целом привлекательный вид. – Я бы хотела…
Эмили запнулась. А не покажется ли она глупой?
– И чего бы вы хотели?
– Я бы хотела как можно больше доставлять вам удовольствие. Не только носить белое… или черное… или какое вы пожелаете.
Он смотрел на нее как всегда через единственную линзу. Любой, даже едва уловимый намек на проявление чувств и эмоций неизменно делал его чопорным и нерешительным. Он понимал это, однако не вполне осознавал почему. Когда дело касалось Эмили Фокс-Ситон, это скорее ему нравилось – хотя нравилось отстраненно, и он находил эту нестыковку слегка абсурдной.
– Носите время от времени желтое или розовое, – ответил маркиз, смущенно улыбаясь.
Какие у этого существа огромные честные глаза! Похожи на глаза ретривера или другого симпатичного животного, из тех, что можно увидеть в зоопарке!
– Я буду носить все, что нравится вам, – ответила она, и прекрасные глаза встретились с его глазами. И ничуть они не глупые, про себя отметил он; хотя любящие женщины часто выглядят глупо. – Я буду делать все, что нравится вам; вы не знаете, что вы для меня сделали, лорд Уолдерхерст.
Они чуть приблизились друг к другу – странная пара, вдруг лишившаяся языка. Он опустил монокль и похлопал ее по плечу.
– Называйте меня просто Уолдерхерст, или Джеймс, или… или «мой дорогой». Ведь мы скоро поженимся, как известно.
Он поймал себя на желании ласково провести рукой по ее щеке и поцеловать.
– Порой мне хочется, – с чувством воскликнула она, – чтобы в моду вошло обращение «милорд». В «Эсмонде»[4] леди Каслвуд часто называла так мужа. По-моему, это очень мило.