– А что, если, наоборот, возродилось? – задумчиво произнесла Мэри. – Кто знает? Ничто земное и ничто небесное не убедит меня подвергнуть сомнению этот факт. Я сидела напротив портрета обожаемого Джеймса и слушала ее рассуждения. Леди Уолдерхерст и не сознает, что о чем бы она ни рассказывала, она рассказывает о муже. Со стороны видно: пусть она зачастую стесняется в открытую называть его имя, однако каждый вдох говорит о нем. А в настоящее время самое большое счастье для нее – зайти незаметно в комнаты мужа и побыть там, предаваясь размышлениям о его великодушии.
Эмили действительно проводила долгие часы в апартаментах, которые посетила в день прощания с мужем. Там она была очень счастлива. Ее душа воспаряла ввысь от благодарности за обретенное спокойствие. Отчеты от врача лорда Уолдерхерста не вызывали тревоги, и все же Эмили понимала, что муж обязан соблюдать осторожность; должно пройти какое-то время, прежде чем он выдержит обратную дорогу. Он отправится в путь, как только будет совсем здоров. А пока окружение предоставит ей все, чего она только пожелает, за исключением супруга.
Эмоциям Эмили давала выход, неукоснительно исполняя ежедневные молитвенные обряды. Она прочла много глав из Библии и часто сидела со счастливым видом, погрузившись в изучение молитвослова. В субботнее утро, заслышав, как прозвонили церковные колокола, она направлялась в кабинет Уолдерхерста и читала там отрывки из Священного Писания. В кабинете было благословенно тихо, и даже Беркли-сквер в часы службы как будто отгораживался от мирской суеты.
– Я сижу у окна и думаю, – объясняла Эмили миссис Уоррен. – Здесь так чудесно!
Письма в Индию она писала тоже в этой комнате, не понимая, насколько страстно проявлялась в письмах ее вновь обретенная смелость. Зато когда Уолдерхерст читал их, он ощущал произошедшие в супруге изменения. Женщины порой говорят о себе: «Я нашла новый образ». Вот и он начал чувствовать, что Эмили в какой-то мере «нашла новый образ». Вероятно, тут внесло свою лепту постепенное привыкание к изменениям в жизни. Эмили сообщала в своих письмах многое и в интересной форме. Что свидетельствовало о развитии девушки, находящейся на грани превращения в восхитительную зрелую женщину.
Лежа в постели, ослабевший и, возможно, ставший более сентиментальным в процессе медленного выздоровления, Уолдерхерст постепенно приобретал новую привычку – привычку по нескольку раз перечитывать письма жены и думать о ней, хотя обычно думать о женщинах было не в его характере; в нем пробудился интерес к ожиданию писем из Англии. Письма действительно поднимали его дух и давали отличный физический эффект. Доктор всегда находил пациента в хорошем состоянии, после того как тот получал весточку от жены.
Однажды Уолдерхерст написал:
Тишину кабинета нарушил изумленный вскрик.
–
Эмили принялась страстно целовать письмо.
В следующем послании муж зашел еще дальше. Оно совершенно точно содержало «нежности» и имело отсылки к прошлому, именно к тому времени, которое Эмили мысленно боготворила. Когда ее взгляд в середине страницы наткнулся на фразу «дни в Маллоу», она была почти напугана волной блаженства, прокатившейся по телу. Раньше она слышала, что в письмах используют подобные фразы те мужчины, которым не чужда сентиментальность. Это ведь все равно что «те незабвенные дни в Маллоу» или «те счастливые дни в Маллоу»! Эмили испытала почти невыносимый восторг. А дальше она прочла вот что:
Эмили расплакалась. Ничего более романтичного она и представить себе не могла.