— Что звонила вчера? — поинтересовалась Надя, едва они встретились утром во дворе, чтобы идти в школу.
— Да… Фокина опять со своей вечеринкой. Вчера у нее снова однокласснички гудели.
— Вичка, но ты же привыкла уже их игнорировать. Кто они нам? Плюнуть и растереть.
— У меня вчера не вышло — игнорировать…
— В смысле?
Вика рассказала подруге про общевойсковое «Ура!» в час ночи.
— Да ты че! Ну ты даешь, ну ты жжешь, подруга! Я тобой горжусь! — развеселилась Надя. — Вичка, ты — молодец. Не надо все терпеть! Надо учиться давать отпор! Так Фокиной и надо! Пусть знает наших! Думала, выспится после вечеринки — а фигушки!
— Да, фигушки. Только… — Вика запнулась, — только что мне теперь за это будет? Она же не простит. Она теперь меня со свету сживет.
— Почему не простит? Ты что?! Она имеет право шуметь у себя дома, а ты нет? Ничего она тебе не сделает, вот увидишь.
— Ты думаешь?
— Я уверена.
И, как бы Вика ни сомневалась, Надя оказалась права. Когда они появились в классе, их, как обычно, проигнорировали. Фокина даже не посмотрела в сторону подружек. «Что я тебе говорила?» — шепнула Надя. Но Вика все не могла расслабиться, успокоиться и вести себя как ни в чем не бывало.
— Что ты ее так боишься? — на большой перемене, когда подружки после столовой устроились на любимом подоконнике в рекреации, спросила Надя.
— Я не знаю… Она… она такая… Красивая, уверенная в себе, общительная… Все ее любят, все парни от нее без ума.
— Опять начинается старая песня.
— …А у меня не то что парней, даже мотоцикла у меня нет и никогда не будет. Мне шестнадцать! А прав не видать, как своих ушей. А ведь я наизусть знаю ПДД и вожу мотоцикл отлично…
— Только не вздумай плакать! У тебя будет мотоцикл, я тебе обещаю!
— Я не плачу. Почти… — Первая предательская слеза скатилась у Вики по щеке. — Я хочу быть — как Фокина! Чтобы у меня всегда, как она говорит, было все в шоколадках! И чтобы мне никогда не было больно! Я хочу, чтобы меня все любили! Как ее, ее все любят!
Сама не замечая, Вика говорила все громче и громче. Надя не отставала:
— Перестань! Ты в сто раз лучше Фокиной! И тебя тоже все любят!
— Ты мне врешь!
— Ладно, не все, но у тебя есть мама, я, Керри…
— Меня никто не любит. И никогда не полюбит. Я поняла это.
— Стой! — вдруг вскрикнула Надя. — Я же совсем забыла! Вичка! Что я слышала по телевизору! Двадцать шестого апреля, в следующую субботу около деревни Вышний Наволок будет мотофестиваль. В рамках которого каждый, кому есть шестнадцать лет, может сдать теорию по правилам дорожного движения, сдать вождение и — пабам! — прямо на месте получить права. Это инициатива нашей мэрии. Чтобы не раскатывали по улицам подростки без прав.
— Что?! — У Вики даже слезы моментально высохли.
— Что слышала. Это — твой шанс! — улыбнулась Надя. — А теперь быстро идем в туалет умываться, а то уже скоро звонок будет.
Вика попыталась воспротивиться, но подружка почти волоком потащила ее в озвученном направлении.
Но, подходя к дамской комнате, они услышали доносившиеся оттуда громкие голоса. В которых опознали своих одноклассниц Савельеву и Пономареву. Обе были лучшими подругами Фокиной, ее свитой. Вика, не обратив на это внимания, хотела было войти внутрь, но Надя, прижав палец к губам, ее удержала.
— И че было потом? — донесся до них голос Савельевой.
— Короче, нас всех она выпроводила, и Ищенко тоже, а Губина оставила, — начала рассказывать Пономарева. — Типа, они с ним давно договаривались какое-то кино посмотреть. Короче, включили они фильм, боевик какой-то, где стреляют, взрывают, короче, фигня всякая. Лизка на диванчик прилегла, типа, устала. Свечки перед этим зажгла, типа, романтика. Костян, понятно, рядом.
— И че? Че дальше-то?
— Короче, комп у них завис, и кино зависло. И тишина такая романтичная, почти темно. Костян нашу Лизку обнимает и поцеловать собирается. А тут вдруг откуда-то как начнут стрелять! И гранаты рвутся. Компьютер-то не работает, а звук откуда-то есть. В темноте. Короче, Лизка как заверещит. А Костян, прикинь, нет, чтобы ее успокоить, он сам перепугался и, прикинь, стартанул из квартиры. Схватил куртку и ботинки и прямо босой сбежал, короче. А откуда-то вокруг «Ура!» гремело. Лизка так перепугалась, что сама из дома рванула ко мне. Прибежала, напугала моих предков. Вся трясется. «Война», — говорит. Я решила, что у нее крыша съехала. А она мне все и выложила. Я ржу второй день, как конь. Вот ведь приглючило ее. Какая война-то?
После этого из туалета раздался дружный хохот.
— Во, больная на всю голову…
Вика с Надей переглянулись, зажали руками рты и рванули прочь, чтобы где-нибудь вдоволь насмеяться.