Вообще выражения «провокационный вопрос», «провокационная статья», «провокационное утверждение» встречаются сегодня очень часто, обозначая, с одной стороны, один из довольно распространенных легальных (но на грани фола) методов политической борьбы и, соответственно, политической журналистики, но, а с другой — используясь для дезавуирования в общем-то нормальных (в смысле морали, в том числе и профессиональной) действий журналистов, неприятных для власти или угрожающих власти. Причем часто власть действует (в том числе и руками журналистов) провокаторски не в силу злонамеренности авторов «провокаций», а оттого, что ей есть что скрывать от общества. Грань здесь временами весьма тонка, но в большинстве случаев конечно же простого здравого смысла достаточно, чтобы отделить настоящую злонамеренную провокацию от всего, что внешне на нее похоже.
Вернусь, однако, к типам журналистов. Итак, как мы выяснили, наиболее распространенное деТретьяков В.Т. Как стать знаменитым журналистом: Курс лекций по теории и практике современной русской 186 журналистики/Предисл. С. А. Маркова. — М.: Ладомир, 2004. — 623 с.
ление их: информационщик, репортер, аналитик (кабинетный журналист). Если сюда добавить еще интервьюера (а есть немногочисленный отряд журналистов, которые берут интервью гораздо лучше других, хотя специализирующихся только на интервью, минуя, например, репортаж, довольно мало), а также ведущего телеигр — того, кого я назвал, да еще раз простится мне это (хотя вряд ли), массовиком-затейником, то мы увидим, что пять главных жанров (четыре классических и один новый) и рождают главные профессиональные журналистские типы. Так и должно быть.
Теперь всё же поговорим о менее очевидном. А для этого вновь обратимся к тем десяти доброкачественным видам профессиональной деятельности, которые сочетаются в журналистике как профессии, да и к недоброкачественным тоже.
408
В принципе о журналисте как политике я уже рассказывал в соответствующей лекции. Но здесь хочу сделать некоторые пояснения.
Безусловно, до сих пор самым ярким представителем наиновейшей российской журналистики как политики является Евгений Киселев периода 1994—1999 годов (ныне эту роль он утерял, но освободившийся весьма почетный пост никто так и не занял). В рассказанном мною эпизоде лета 1996 года Киселев, естественно, выступал больше как политик, чем как журналист. Действовал ли он в интересах одного клана, в который сам входил, или России в целом, это не важно. Важно то, что журналист, ставший политиком, использует журналистику как ее использовал бы любой политик, но, конечно, не как журналист. То есть интересы свободы слова, принцип объективности, неангажированность отбрасываются либо используются только односторонне: для себя и против врагов (оппонентов, конкурентов) своей политической партии.
То же мы видели и в ходе Большой информационной войны 1999—2001 годов, когда Киселев-политик (правда, куда менее самостоятельный, чем в 1996 году) бился в эфире партии НТВ против партии ОРТ. Лицом партии ОРТ был тогда Сергей Доренко, остававшийся, однако, журналистом (каким именно, скажу позже), но совсем не политиком, хотя, конечно, и оказывавшим политическое влияние огромной силы — но на массы, а не на саму политику. В этом, собственно, и различие политика и журналиста, если их брать по отдельности. Первый оказывает влияние на политику и на массы, второй — только на массы, хотя и это тоже есть политическое влияние.
У Евгения Киселева был, однако, золотой период, когда он действовал как политик-журналист, не играя открыто и однобоко на стороне одной (своей) партии. Это период 1997—1998 годов, когда авторитет «Итогов» был столь несоизмеримо велик в сравнении с любыми иными аналитическими программами на нашем ТВ, что Евгению Киселеву удавалось раз за разом собирать у себя в программе лидеров всех четырех тогдашних думских фракций и трех депутатских групп. И эти лидеры именно в пря-
409
мом эфире «Итогов» делали громкие заявления, реально влиявшие на политику, оглашали свои дальнейшие, до того скрывавшиеся от публики, действия. Конечно, это была уникальная ситуация, свойственная исключительно России на том коротком отрезке времени: медиакратия обогнала по своим возможностям незрелую демократию (тем более что правящий класс не слишком стремился развивать последнюю), а публичная политика, уже ушедшая с площадей, еще не нашла себе пристанища ни в парламенте, третируемом властью и провластными СМИ, ни в партийных структурах, слабых, немощных, неразвитых, непубличных.
Однако всё равно факт остается фактом: в 1997—1998 годах «Итоги» выступали скорее как политический, чем медийный организм, а сам Евгений Киселев в тот период минимально демонстрировал свои политические пристрастия (за исключением некоторых конкретных бизнес-пристрастий стоящего за его спиной Гусинского) и выступал как независимый и влиятельный политик-медиатор или политик-арбитр от СМИ.