Как-то раз Платон зашел в бар… Понимание философии через шутки

Стремление экзистенциалистов вновь и вновь подчеркнуть необходимость взглянуть в лицо смерти дало толчок движению помощи умирающим больным, в основу которого легла созданная в XX веке Элизабет Кюблер-Росс[5] философия биоэтики, провозглашающая честное приятие смерти.

Посетитель в ресторане: А каким образом вы готовите кур?

Повар: О, ничего особенного! Мы просто говорим им, что они должны умереть.

Тассо: Почему ты смеешься? Я говорю об экзистенциальном страхе смерти, эго не повод для шуток.

Димитрий: О, есть вещи хуже смерти!

Тассо: Хуже смерти? Что же?

Димитрий: Тебе когда-нибудь приходилось провести целый вечер с Пифагором?

VII Философия языка

Когда бывший президент Уильям Джефферсон Клинтон, отвечая на вопрос, произнес: «Все зависит от вашего определения понятия “было”», — он на самом деле осмыслял философию языка. Хотя, возможно, это занятие можно назвать и иначе.

Димитрий: Кажется, я наконец начинаю тебя понимать, Тассо! Все эти философские штучки — на самом деле лишь игра словами!

Тассо: Точно! Ты, похоже, действительно кое-что понял.

Димитрий: Значит, ты сам признаешь это! Философия — это только игра слов!

Тассо: Только игра слов? А как, по-твоему, еще можно заниматься философией — с помощью хрюканья и хихиканья?

Философия обыденного языка

Людвиг Витгенштейн, философ середины XX столетия, и его соратники из Оксфордского университета утверждали, что классические философские вопросы — о свободе воли, существовании Бога и так далее — оказались столь трудными лишь потому, что были сформулированы запутанным языком, способным любого сбить столку. Свою задачу как философов они видели в том, чтобы развязать языковые узлы, переформулировать вопросы и, соответственно, сделать практически лучшее из того, что можно сделать с любой загадкой, — разрешить ее.

К примеру, Декарт в XVII веке объявил, что человек состоит из разума и тела, при этом разум похож на призрака, заключенного в машине. Несколько столетий философы ломали голову над тем, что за сущность представляет собой этот призрак. Оксфордский философ, ученик Витгенштейна Гилберт Райл по этому поводу заявил: «Неправильный вопрос! Невозможно сказать, что это за сущность, поскольку это вовсе не сущность. Если мы приглядимся к тому, как мы описываем так называемые психические движения, мы увидим, что наши слова — лишь условные обозначения, описывающие поведение. Поэтому мы ничего не потеряем, если вообще отринем слово, обозначающее некое “место”, откуда, предположительно, берет исток наше поведение». Гилберт, дорогой, ты и вправду полагаешь, что решил проблему?

Молодой паре в следующем анекдоте тоже явно нужно было уточнить свой вопрос:

Молодые супруги, въехав в новую квартиру, решают переклеить обои в столовой. Зайдя в гости к соседу, у которого столовая такого же размера, они спрашивают его:

— Сколько рулонов обоев вы покупали для столовой?

— Семь, — отвечает он.

Парочка покупает семь рулонов дорогих обоев и приступает к оклейке. Однако уже к концу четвертого рулона работа была окончена. В раздражении они отправляются к соседу и заявляют:

— Мы последовали вашему совету, и у нас осталось три лишних рулона!

— И у вас тоже? — удивился сосед.

Упс!

Когда знаменитая писательница Гертруда Стайн лежала на смертном одре, ее подруга Алиса Токлас, наклонившись к ней, шепотом спросила:

— Каков же ответ, Гертруда?

— А каков вопрос? — переспросила Стайн.

Витгенштейн объяснял проблемы западной философии тем, что она была «околдована языком». Он имел в виду, что из-за неверного выбора слов мы зачастую неверно классифицируем явления. Нас приводят в тупик формулировки философских вопросов. К примеру, в своем основополагающем труде «Бытие и время» Хайдеггер обсуждает понятие «ничто» таким образом, как будто оно означает некое странное нечто. Вот еще один пример похожей лингвистической путаницы: