Как Том искал Дом, и что было потом

— А я видел. В саду у соседей. Там папа с сыном попадают в тюрьму — это во время войны, — и папа говорит сыну, он маленький еще, что это такая игра, и они должны заработать как можно больше очков, чтобы выиграть и стать чемпионами. Когда им нечего есть, то они получают кучу очков. В общем, чем им хуже, тем больше очков они зарабатывают, понимаешь? Но иногда у мальчишки больше нет сил, и тогда папа ему говорит, что осталось чуть-чуть, еще несколько очков, и они победят, и мальчик старается. И вот, когда войне уже конец и их скоро должны освободить, приходит нацистский солдат, отводит папу в сторону и убивает.

— Подумать только, какой грустный фильм.

— Ну да. Я даже плакал… А вообще-то, мне хотелось бы поехать в Италию, потому что, говорят, у них самое лучшее в мире мороженое. Я обожаю мороженое.

— Надо же, я тоже.

Они съели пиццу. На десерт заказали мороженое. Мимо их столика прошел хозяин — гордый, пузом вперед. Что, хорошее у меня мороженое, а?..

Сэмми с Томом насмешливо переглянулись. Неплохое, конечно, но уж точно не такое вкусное, как в Италии…

Сэмми высадил Тома неподалеку от дома — на случай, если Джос где-то поблизости. Он предпочитал с ней не пересекаться. Так и не придумал пока, как попросить прощения. Но продолжал раздумывать. И уж точно ей не понравится, если она узнает, что они с Томом приятели. А теперь еще и эта история с Лолой… Все так осложнилось. Но он что-нибудь придумает. Наверняка. И очень скоро.

36 Это Бах

Он испустил тяжелый вздох и, поерзав, поудобней устроился в широком кожаном кресле. Перед ним на экране компьютера сменяли друг друга только что отснятые фотографии. Анфас, в профиль, слева, справа, крупным планом, во весь рост…

— Какая жалость, — в некоторой растерянности проговорил он. — Идеальная форма.

— Так вы что… Отказываетесь?

— Нет, разумеется. Но поставьте себя на мое место. Для меня это, можно сказать, чистое мученье. Моя работа заключается скорее в обратном. Наполнение, увеличение, коррекция… Понимаете?

— Нет, не совсем.

Его брови взметнулись вверх. Это у него своего рода нервный тик. И обычно он проявляется в минуты сильного недовольства.

— Я вас тоже не совсем понимаю. У вас есть то, к чему тянется и о чем мечтает большинство мужчин — включая, не скрою, и меня самого, — и вы намереваетесь от этого избавиться. Я в полном замешательстве, вот и все.

— Так что будем делать?

— Поговорите с моим секретарем. Она назначит вам подходящую дату. Не знаю, что еще сказать.

Джос встала, взяла сумочку и, прощаясь, протянула ему руку.

— И все же подумайте хорошенько, — не выдержал он.

— Я уже все обдумала.

На пороге кабинета она обернулась и одарила его вежливой улыбкой:

— Я уверена, что у вас все получится. А за меня не волнуйтесь.

Он опять сердито поднял брови. Проклятый тик.