Как Трисон стал полицейским, или Правила добрых дел

– Ну, тогда слушай. Это мне в больнице один старик рассказал. Вот уж и впрямь, век живи, век учись. В общем, история такова. Когда-то давным-давно Бог распределял сроки жизни на земле. Человеку дал двадцать пять лет. Идет человек грустный такой, навстречу ему бык весь в слезах. «Чего ты плачешь, бык?», – спрашивает человек. «Да как же мне не плакать, – отвечает бык, – Бог дал мне пятьдесят лет жизни, а что это за жизнь? Пятьдесят лет в ярме!» «Послушай, – предложил человек, – а отдай мне половину!» «Да бери, – отвечает бык, – мне не жалко!» Идет человек дальше, навстречу ему собака. Та же история. Взял он и у собаки двадцать пять лет. Потом ему встретилась обезьяна, у той тоже выпросил четверть века. Приходит к Богу, говорит: «Господи! Вот животные отдали мне свои годы, можно я буду жить сто лет?» Бог говорит: «Нет проблем, живи, нарекаю тебя Чело-Век!» И начал человек жить. Первые двадцать пять лет жил человеческой жизнью. Потом пришла пора пожить жизнью бычьей. Женился, нарожал детей и давай пахать, да так, что не заметил, как пролетели еще двадцать пять лет жизни. Дети выросли, наставления отца их уже не интересуют, жизнь настала собачья. Ходит человек – на всех гав да гав, так и прогавкал еще двадцать пять лет. Под конец собачьей жизни оглох, ослеп, сидит себе, как обезьяна, рожи корчит, да век свой доживает… Вот как наша жизнь делится, – рассмеялся Андрей Максимович, – конечно, это шутка, но в каждой шутке есть доля правды.

«Шутки шутками, но про собаку мне не понравилось. Ну, вот я же просто так не гавкаю на кого попало. Ни на детей, ни на взрослых. Зачем во все отрицательные примеры собак приплетать? Что за привычка? Да ладно, спишем на некомпетентность шутника…»

А еще Андрей Максимович рассказал мне, как его там лечили, какие процедуры он проходил, как ему капельницы ставили. Наверное, он думал, что мне это жутко интересно. А что делать? Интересно или нет, а слушай, когда человек тебе что-то рассказывает. А вот следующий рассказ понравился. Андрей Максимович язвительно вспоминал, как его раньше специалисты убеждали, что в этом возрасте он не научится читать книги шрифтом Брайля, дескать, уже поздно, подушечки пальцев огрубели и т. д. А ведь ошиблись, получается… Кроме того, Андрей Максимович осваивает и компьютер, и программу экранного доступа. Говорит, а сам смеется, дескать, каким он стал крутым.

Ну а теперь мой обещанный рассказ о том, как мы подрались с Сименсом. Пока я гостил у Вильдановых, наш доморощенный «Симеон» совсем тут совесть потерял.

Раньше я ничего такого не замечал. А тут, как ни приду с прогулки, возле моей чашки с питьевой водой постоянно набрызгано. Спрашиваю у кота:

– Послушай, дружище, это не ты тут у меня водицу попиваешь?

– Делать мне нечего, – фыркнул Сименс, – у меня ведь своя миска с водой есть. Зачем мне из собачьей пить? Еще гавкать начну.

– Шутник ты наш, – говорю я ехидно. – Лучше гавкать, чем всю жизнь мяукать.

– Каждому свое, – язвительно ответил кот.

Словом, обменялись мы колкостями и разошлись. А на следующий день все повторилось. Возвращаюсь с прогулки, снова вокруг моей миски с водой набрызгано. Это меня уже разозлило не на шутку. Ну, думаю, все равно выслежу того, кто мне тут устраивает беспорядок. Тут ведь в чем дело: хозяйка Анна Михайловна стала мне претензии предъявлять, мол, лакаю воду неаккуратно, брызгаю и т. п. А когда такое было? У меня же не вентилятор вместо языка. Всю жизнь лакал аккуратно, а тут на старости лет такой позор.

Выйдя в очередной раз на улицу, я перешел на задний двор и там развалился на газоне. А сам смотрю на окно кабинета Андрея Максимовича, там частенько на подоконнике располагается Сименс. Не стал исключением и этот раз. Я сделал вид, что не замечаю его, принялся рыть ямку, а сам кошу глазом в его сторону. Кот посидел немного и вдруг исчез с подоконника. Я, недолго думая, ринулся на передний двор к окну у крыльца – в него можно увидеть, что творится в прихожей, как раз где стояла моя миска с водой. Я аккуратно привстал на задние лапы, приподнялся, взглянул в окно и остолбенел…

Отгадайте, что делала эта наглая кошачья морда? Он окунал поочередно в мою миску свои лапы и потом тряс ими. От такой наглости я не выдержал и громко начал лаять. Сименс, сообразив, что его поймали на месте преступления, мгновенно куда-то исчез. Анна Михайловна, услышав мой отчаянный лай, впустила меня в дом и спросила:

– Что с тобой, Трисон? Гулять надоело? Что-то ты слишком скоро в этот раз.

«Надоело разгильдяйство вашего Сименса, – мысленно произнес я, – меня упрекаете в неаккуратности, а сами не следите за своим воспитанником. Ну, ничего-ничего, я сам его воспитаю…»

Через час наш купальщик выбрался из засады и важно прошел мимо меня с таким видом, словно я виноват перед ним до конца жизни.

– А ну-ка постой, дорогой котик, – приказал я ему.

– Что такое? – пренебрежительно спросил он и уселся напротив меня, обвив свои лапы хвостом.

– Ты зачем свои грязные лапы совал в мою миску с питьевой водой? – спросил я, всячески сдерживая гнев.