И вдруг я уловил странный и едва слышный звук. Присмотрелся! Так вот же он! Рядом с соседним домом тихонько лязгнула крышка канализационного люка. Я бросился к ней, хулигану не хватило буквально мгновения, чтобы плотно закрыть крышку. Он держал ее двумя руками и пытался совместить выступы на крышке с выемками на люке. Я подбежал и, громко рявкнув, сунул лапу внутрь. Зря это, конечно, сделал, но, видимо, по неопытности. Дебошир то ли нарочно, то ли от страха (думаю, что скорее второе) бросил крышку и исчез в глубине колодца. Дикая боль пронзила все мое тело, я сначала думал, что мне оторвало лапу. Мысленно уже представил себя с костылем, ковыляющим впереди своего подопечного, и заскулил. Хорошо, ребята-полицейские подоспели, откинули крышку. Боль не утихла, но успокоило то, что лапа на месте. И слава богу!
Полицейские фонариком осветили пьяницу и предложили ему добровольно сдаться. Тот, уже, видимо, поняв, что от возмездия ему не уйти, жалобно запричитал:
– Пацаны, я-то вылезу! Только пообещайте, что бить не станете.
– Да сдался ты нам, чтобы за тебя еще статью заработать. Давай вылезай оттуда, «танкист»!
Все вокруг рассмеялись, а Максим удивленно спросил у напарника:
– Ты чего его так назвал? Какой он танкист?
– Я родом из Магадана. У нас так бомжей называют, которые живут в колодцах. Поутру крышку люка поднимают и оценивают обстановку. Уж очень похожи на танкистов…
– Смотри при начальнике Малейковиче не скажи. А то обидится! – предупредил Максим.
– Не думаю, – рассмеялся полицейский, – Владимир Евгеньевич мужик с юмором. Да и мы же не говорим, что танкисты похожи на бомжей. А наоборот.
Вдруг второй напарник Макса присвистнул:
– Так это же наш старый знакомый! Дима, ты, что ли?
– Кто такой? – заглядывая в колодец, спросил Макс.
– Помнишь, месяца три назад жена вызывала полицию, а потом плакала и защищала муженька?
– Помню-помню, – закивал Максим.
– Ну, так вот он и есть! Фамилия у него еще интересная, двойная. Пасечник-Рябов, то ли Рябов-Пасечник…
– Сам ты Рябов, – пробурчал дебошир, кряхтя и неохотно выныривая из колодца. – Дмитрий Рубин-Пасечник я. Ясно? Эту фамилию носили мои прадеды… А ты «Рябов»!
– Ну извини, брат, вас, всех хулиганов, не упомнишь, – рассмеялся полицейский и защелкнул наручники на руках задержанного. – Поехали, дорогой, в отделе ничего не перепутают. Там и Пасечника вспомнят, и Рубина, и супругу твою, и соседей. У нас память хорошая, цепкая.
– Кто бы сомневался, – недовольно бубнил задержанный и, кивнув в мою сторону, спросил: – А это что за волкодав тут у вас объявился? Унюхал, собака! Ух, животина!
– Иди-иди! – Максим толкнул в спину мужчину. – Молись богу, чтобы ничего серьезного у Трисона с лапой не было!
– Я, что ли, виноват? – плаксиво запричитал хулиган. – Зачем же он лапу сунул под крышку, да еще в морду мне так рявкнул, что я сам чуть вниз не свалился. Чокнутая собака.
«Ну вот, как всегда, я еще и виноват! Сам тут бегает, пугает народ, кричит на весь микрорайон. А виноват кто? Трисон, конечно…»
– Дима, а где ружье? – спросил один из полицейских.
– Да ты что, начальник! – выпятил губу задержанный. – Какое ружье? Ты о чем?
– Очевидцы показывают, что ты был с ружьем, – ответил полицейский.
– Да врут они все, «очевидцы» твои! – возмущенно произнес Дмитрий Пасечник.
– А если найдем? – спросил Максим.
– Да вам дай волю, вы и пулемет Дегтярева найдете. Но я-то тут при чем? – Дмитрий так стукнул себя скованными наручниками руками по груди, что аж закашлялся.
– Ну-ну, полегче, – усмехнулся полицейский, – переломаешь себе ребра, а нам потом отвечай.
– Так от наветов ваших зло берет! – наигранно плаксиво запричитал хулиган.
– Ты нам тут дурака не валяй, лучше сам признайся, – посоветовал Максим.
Ребятам нужно было провести какую-то еще работу. Задержанного посадили в машину, меня рядом с ним. Максим приказал охранять Пасечника. Через минуту Дмитрий, заглядывая мне в глаза, ехидно спросил у меня:
– Ну что, Трюфель (или как там тебя зовут), доволен?
«Вы заметили, человеческой фантазии нет предела. Я уж думал, Трыся – это последняя интерпретация. Так нет же. Вы слышали? Пчеловод-филолог что отмочил? Трюфелем обозвал и сидит нагло улыбается».
– У-у! – ответил я. – В смысле, чем я могу быть доволен? Лапа болит, а ты вдобавок еще и обзываешься.
– Ты какой породы будешь? Лабрадор, что ли? – усмехнулся мужчина. – С каких это пор лабрадоры в полиции стали служить?
– Ав! – отвечаю. – Что в данной ситуации означало: где прикажут, там и служим. Не мы, собаки, работу себе не выбираем.
– Что ты гавкаешь? – возмущенно спросил Пасечник. – Ты хоть понимаешь, что, если бы не ты, эти твои оболтусы не нашли бы меня. А теперь что? Вот что теперь мне делать? Ведь посадят в тюрьму. Тебе от этого легче будет?