Читаем Как ты ко мне добра… полностью

Но Вета так резко, так испуганно вскинула на него глаза, что он сразу отступил, потупился, забормотал торопливо:

— Да бог с ним, с билетом, побудем дома или, хочешь, пойдем в кино, как ты хочешь…

— Я хочу, чтобы ты пошел в консерваторию, обязательно. И никаких разговоров.

И он пошел. Но музыка не шла ему в душу. Оркестр грохотал невыносимо громко, скрипки визжали, медь неистовствовала, а он сидел и сидел, мучился, как от головной боли, и не мог уйти. Решить было так легко, но как невыносимо трудно выполнять свое решение.

На улице был мороз, ветер жег щеки, прихватывал колени. Он почти бежал, подняв воротник, отвернув лицо от ветра, глаза слезились, дыхание влажным инеем оседало на воротнике. Он взглянул наверх: полукруглое окно желто, уютно светилось, мать ждала его; только слева, там, где была их комнатка, в окно был врезан глухой черный треугольник. Спит.

Он ужинал, долго разговаривал с мамой о всяких пустяках, пил горячий чай, потом ушел в свою комнату, раздевался осторожно, тихо, чтобы не разбудить Вету. Но Вета не спала.

Он придвинулся, осторожно обнял ее и вдруг впервые за все эти долгие месяцы почувствовал, что он не один, их двое, Вета была вместе с ним, такая же задыхающаяся, изнемогающая от пламени и жара, от жуткой какофонии скрипок и литавр. Этого не могло быть, но это было, это ее руки вжимались ему в плечи, это ее губы длинно всхлипывали на его плече, это она затихала рядом, родная, горячая, усталая.

Он лежал на спине, глядя в сумрачное окно, и смотрел, как невероятно быстро, толкаясь, плыли по небу серые, подсвеченные городом облака. «Они не могут так быстро плыть, — думал он, — мне это снится». Он слышал, что Вета не спит, но лежал не шевелясь, молча глядел в окно. И она, точно услышав его мысли, легким скользящим движением придвинулась к нему, прижалась и затихла, положив голову ему на плечо.

<p>Глава 16</p>

Однажды, после окончания занятий, спускаясь по институтской лестнице вниз, в вестибюль, Вета замерла от изумления. Там возле раздевалки сидела на подоконнике Ирка в своей короткой коричневой шубке и болтала ногами. Ее худые коленки смешно торчали из-под шубы, а физиономия сияла. Ирка была не одна. Возле нее стояли плотный моряк в черной шинели и еще один, повыше, в сером свободном пальто.

— Ира! Как ты сюда попала, что случилось?

— Ничего не случилось. Просто мы шли мимо и решили к тебе заглянуть. Ну ты хоть их узнаёшь?

Только теперь Вета догадалась. Да это же были Баргайсы, мальчики из их детства, в доме которых они отдыхали когда-то на Рижском взморье.

— Ну, конечно, — сказала она. — Ты — Марис, а ты — Айнис, мне же Ирка про вас все уши прожужжала. Где вы теперь?

Айнис засмеялся.

— Я в политехническом, а он уже кончил мореходку. Вот приехали посмотреть Москву.

— Неужели в первый раз? Ну, пошли. А где же вы живете?

— Они в гостинице, Вет. Представляешь, я звала их к нам — не захотели. А я у них в гостинице уже была. Интересно!

— Наш пострел везде поспел. Ну, так с чего мы начнем?

— Конечно, с обеда, — сказал Айнис. — У нас уже к столик заказан. В ресторане «Астория».

— Ах вот оно что! Я вижу, вы взялись за Москву всерьез.

— Вообще-то мы в Москве уже два дня, — вступил в разговор Марис, и голос у него оказался неожиданно низким, густым. — Мы вас совсем не хотим беспокоить. Это просто так, товарищеский ужин.

— Ой, а меня пустят? — волновалась Ирка. — Надо было мамины туфли на каблуках надеть.

— Со мной пустят, — сказал Марис, — я возьму тебя под руку, а ты сделаешь серьезный вид. Ты же уже совсем большая, настоящая девушка.

Они вышли на Калужскую, взялись под руки и зашагали вниз, к площади, только Ирка дергала Вету сзади за пальто и делала непонятные знаки.

— Ира, ты что? — спросила наконец Вета, когда они уже вошли в вестибюль метро.

Ирка вытаращила на нее синие сердитые глаза, возмущенно пыхтела.

— А Роман? — спросила наконец она. — Почему ты не зовешь Романа?

— А почему я должна его звать? Они ведь его не приглашали.

— Приглашали — не приглашали, какая разница? Совесть у тебя есть? Хоть бы позвонила ему, что идешь веселиться.

— Хорошо, я позвоню. Только я не понимаю, Ирка… Хорошо, я позвоню.

«Астория» сверкала белыми скатертями, сияла хрустальными люстрами и зеркалами, между столиков стремительно носились черные официанты, играла музыка. Их стол был уже накрыт — не очень обильно, но изысканно: шоколад, фрукты, шампанское в серебряном ведерке. Мальчики щелкали каблуками и наклоняли головы, приглашая их танцевать. С изумлением смотрела Вета, как преданно и осторожно Марис поддерживал в танце тоненькую, легкую Иркину фигурку, а Ирка принимала это уверенно, спокойно, что-то быстро шептала ему на ухо и серьезно взглядывала в глаза своими широко открытыми темными глазами.

— Послушай, Айни, — со смехом сказала Вета, — да у них с Марисом настоящий роман!

Айнис быстро взглянул на нее, сказал осторожно:

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги