Как ты там?

Впрочем, и сам я, возвращаясь в апрельскую Москву, тоже готовился попасть в эпицентр политических и экономических потрясений. Обычно в отпуске всегда забывая о доме, сейчас это оказалось невозможным, и когда я встречал в кафе или на пляже кого-то из соотечественников, меня первым делом спрашивали: «Вы были сегодня в интернете? Какие новости из России и Украины?» Вечерами мы обсуждали ситуацию с Крымом и пытались понять, чем это обернётся для нас в долгосрочной перспективе. И тем сильнее меня поразило по приезду, насколько многие тут спокойно к этому отнеслись.

Однако оба мы решили, что некие непредсказуемые и деструктивные события просто на время отложились, но не исчезли, маяча впереди серым призраком, и в нашем видении ближайшего будущего присутствовала сосредоточенная готовность ко всему, как у людей, живущих на потревоженном вулкане, в государстве, где скоро могут просто кончиться деньги.

ММСИ 2

Летом четырнадцатого года я просыпался в семь утра, пару часов наслаждался тишиной и спокойствием, а потом включал режим робота и ехал в музей. В центре города я встречал на удивление много людей, которые просто гуляли или сидели на лавочках, наслаждаясь неспешным течением самого щедрого времени года и мне, каждый день проходящему мимо них на работу, это казалось необычным. Хотя и не так давно я сам был одним из них.

Ещё я представлял себе, как где-то рядом, в соседнем старом доме, в комнате, пахнущей тёплым деревом и камнем, сейчас просыпаются влюблённые друг в друга парень и девушка. Окна у них распахнуты и густая зелень деревьев во дворе даёт прохладную тень, а они улыбаются друг другу, и, как ни странно, мысли о том, что кому-то сейчас лучше, чем мне, смиряли меня с собственным существованием.

А ведь когда-то у меня был целый период, когда мне не нравилось лето – времена в отсутствии дачи, в отсутствии денег и работы, когда в городе прекращалась всякая культурная жизнь, а девушки разъезжались на море. Теперь же всё было не так, я опять любил его, как в детстве, но не имел возможности прочувствовать, потому что постоянно был занят – работы на четырёх музейных объектах всегда хватало.

Одни выставки заканчивались, их надо было упаковать для перевозки и вернуть владельцам, потом завезти новые, подготовить залы, составить экспозицию и смонтировать – музейная работа уже превратилась в конвейер. Иногда утром мне звонил бригадир и просил приехать совсем на другой объект – всё постоянно переигрывалось и ситуация могла пару раз полностью измениться в течение получаса.

В целом, моя работа чем-то напоминала труд пожарных, состоящих из часов ожидания и быстрых коллективных действий, иногда сверхурочно – открытия выставок почему-то всегда планировались на начало недели, а из-за общей несогласованности разных отделов часто монтировались в последние дни, то есть в выходные. И, не смотря на занятость в учреждении культуры, я жил в некоем интеллектуальном вакууме, потому что кроме самой работы никаких общих тем для общения с коллегами по бригаде у меня не было.

У Илюши, конечно же, ситуация была гораздо лучше, с ним работали нормальные молодые люди, правда излишне пафосные, впрочем, мы сами в их возрасте вели себя также. Правда, некоторые из них так дико тупили и косячили во время подготовок своих выставок, что в этом заключалось даже нечто дикое, о работе выставочного отдела ходили легенды. Меня, вообще, после Мосфильма поражала ситуация, что так жестоко облажавшись в ответственных делах, эти люди всё равно продолжали оставаться на своём месте – со студии их бы сразу уволили, при этом вдобавок не заплатив за текущий месяц. Но здесь без сожалений расставались только с техниками или монтажниками, поэтому одного парня, имеющего блат, который запорол большую международную выставку из-за проблем с веществами, сначала отправили на лечение, а потом, когда он вернулся тихий и спокойный, просто перевели в другой отдел, где он продолжал заниматься какими-то менее масштабными проектами.

Илюша приступил к работе сразу после майских праздников и один товарищ из нашей бригады так прокомментировал его появление:

– А в выставочном теперь какой-то длинный хрен новый. Всё чё-то ходит, смотрит, а понять ни хрена не может.

– Да это вообще мой старый друг, – ответил я, но не стал про него ничего рассказывать, уже понимая – всё сказанное мной будет впоследствии использовано в качестве материала для сплетен.

Чуть позже Илюша сам услышал, как двое монтажников обсуждали девушку из его отдела, которая не смогла договориться с таможней, из-за чего ящики с работами задержали в аэропорту на двое суток, и их должны были привезти только в ночь перед открытием. Те эпитеты, которыми они её наградили, а так же пожелания, высказанные в её адрес, произвели на моего друга неизгладимое впечатление.

– Да, Федя, теперь я тебя понимаю, в таком коллективе можно либо стать просветлённым, либо с ума сойти.

– Кое-кто считает, что это одно и тоже.

Впрочем, веселья тут по-прежнему хватало, просто я как-то привык за годы работы к всеобщему безумию современного искусства.