Как убить литературу. Очерки о литературной политике и литературе начала 21 века

Электронная коммуникация предполагает, что отправители сообщений, каково бы ни было их социальное положение на деле, уравнены друг с другом. […] Такая коммуникация порождает перепроизводство авторства, которое – в открытости для любого, кто пожелает огласить свое субъективное мнение, – по большей части не вносит никаких вкладов в историю социокультуры, псевдооригинально, поддерживая эту симулятивность тем, что вбирает в себя подделки и мистификации самого разного сорта. Живи Мережковский в наши дни, ему пришлось бы переименовать свое эссе, назвав его «Пришедший автор».

Эссе Мережковского, напомню, называлось «Грядущий хам»…

Каким стал поэтический ответ на эту новую – интернетную – волну массмедийной экспансии (которую тянет сравнить с девятым валом)?

Можно, конечно, пытаться «перекричать» сетевой шум.

Повысить градус экспрессивности, провокационности; работать в блогерском режиме, выкладывая чуть ли не каждый день по стихотворению; активно «коммуницировать» с читателями-френдами, отвечая на их отклики и комментарии…

Так поступают многие поэты, причем довольно серьезные. Не превращаясь от этого в массмедийных, но… Всё труднее становится отцеживать из их фейсбучных или живожурнальных лент состоявшиеся стихи, всё больше сомнительного, необязательного, случайного.

Так в свое время «лефовские» поэты пытались «перекричать» газету, а поэты-шестидесятники – «перетелевизорить» телевизор.

Ответ на новую экспансию, на мой взгляд, стоит искать не здесь.

Ответом на всеобщую интернетизацию, с ее зашкаливающим уровнем информационного шума и половодьем самодеятельного стихотворства, на мой взгляд, может быть только – тишина.

Речь не идет о тишине как об отсутствии стихов или молчании поэта.

Речь о другом.

О предельно тихом, приглушенном звучании поэтического слова в условиях тотального медийного «говорёжа».

Напомню прием, известный любому преподавателю. Чтобы заставить шумящих старшеклассников себя слушать, бесполезно пытаться их перекричать. Нужно начать спокойно, уверенно и – главное – тихо что-то рассказывать. И постепенно шум стихает – начинают слушать…

Тишина современной поэзии – работа со словом в его внешней неброскости, незаметности, негромкости, на грани его растворения в ней, тишине. Это поэзия, где паузы значат не меньше, чем слова[154].

Я не любитель давать имена поэтов списком, но без имен разговор о поэзии не имеет смысла. Имена разные – и стилистически, и поколенчески, и по «планетарной массе». И отношусь ко всем по-разному. Важно определить тенденцию – работу с «тихим» словом, словом-на-грани-тишины.

Михаил Айзенберг. Алексей Алёхин. Александр Бараш. Андрей Василевский. Мария Галина. Сергей Гандлевский. Алексей Дьячков. Ирина Ермакова. Елена Лапшина. Вадим Муратханов. Хельга Ольшванг. Андрей Пермяков. Алексей Порвин. Арсений Ровинский. Екатерина Симонова. Феликс Чечик. Глеб Шульпяков.

Да, конечно, – Олег Чухонцев.

Мог бы еще с десяток имен назвать.

Повторю: это не список the best of the best – хотя многих в нем действительно очень ценю. Это те имена, которые по-разному, но иллюстрируют важную тенденцию современной русской поэзии: показывают – как правило, неосознанно – своими стихами, своей «литературной стратегией» то, какой может быть поэзия в век глобального медийного шума.

Все они не слишком часто выступают; все – или почти все – не выкладывают свои стихи в соцсетях (многие в них даже не присутствуют). Не издают ежегодно по сборнику. Но главное – не могу представить их стихи, прочитанные громким голосом. Нет, речь не о «камерной поэзии», поэзии для читки в небольшом кругу. Их стихи, как принято сейчас говорить, вполне резонансны. Но иной, не медийной, резонансностью.

«Cum tacent, clamant», если вспомнить известную фразу Цицерона. «Молча кричат».

И здесь, наверное, стоит вернуться к мысли, которую рискнул высказать в самом начале статьи. Что сегодня мы переживаем век поэтов. Или, по крайней мере, время поэтов.

Дело, разумеется, не в числе – хотя и сильных поэтов сегодня действительно много, и замечательных стихов – более, чем когда-либо.

Именно поэтическая речь, с ее уходом в тишину, почти в немоту, оказывается сегодня наиболее адекватной формой высказывания времени о самом себе.

По крайней мере, на поле литературы.

Не проза – которая по родовым своим свойствам обречена на многословие. И не драматургия – по той же причине обреченная на «повышение громкости», чтобы не потерять зрителя… Именно поэзия.