Как убить свою семью

Бросив школу и отказавшись поступать в университет, расстроив тем самым Джона и Софи, я устроилась на работу в магазин «Дерзкая девчонка» в Кэмдене. Вы думаете: «Очевидная сюжетная линия для нашей героини», понимаю. Но мне было восемнадцать, нужно было с чего-то начинать, и я наивно полагала, что работа в одном из предприятий Саймона даст мне преимущество. Я начала со склада, распаковывая поставки и расклеивая ценники, и вскоре после этого перешла к кассам. Дни тянулись долго, сводя меня с ума. Товар не задерживался на полках. В то время бренд точно знал, как привлечь подростков, продавая все, что носили самые горячие знаменитости каких-то пару дней назад. Это было для меня загадкой — дизайнеры, должно быть, постоянно держали руку на пульсе, чтобы их одежда полностью соответствовала последним подиумным трендам. Реальность открылась позже: у Артемис Холдингс были женщины с мрачными лицами в центральном офисе, которые незначительно перекраивали эти самые подиумные модели и проводили правки мимо юридического отдела. Получив одобрение, они шили одежду из любой синтетики, которая была у них наготове. Подросткам было наплевать. Блестящие джинсовые шорты, как у любимой певицы, за пятнадцать фунтов, — заверните! И кого волнует, что они слегка пахнут резиной?

Я сама удивляюсь тому, как наслаждалась тем временем в магазине. У меня не было ни минуты, чтобы остановиться и подумать, я просто очень усердно работала и делала все, что от меня требовали. Складывала испачканный и смятый полиэстер после того, как его выбросили в раздевалке, — это на всю жизнь отбило желание покупать дешевую одежду. Мое усердие привлекло внимание начальницы, худощавой женщины, которую я считала древней, но ей было не больше тридцати. Она вписала меня в программу Артемисов по обучению менеджеров — грандиозный титул, который просто означал, что мне можно доверить ведение дневной прибыли. В девятнадцать я была штатным работником с бейджиком, пропуском и правом руководить новыми сотрудниками.

Джимми уехал в университет вместе с большей частью одноклассников. Было несколько человек, которые попали в Оксбридж, но в основном они стекались в Сассекс, — столицу наркотиков и вечеринок, по их словам, — и в Манчестер, что навело избалованных детей из Северного Лондона на бредовую мысль, что им действительно тяжело. Софи, благослови ее господь, сумела преподнести отказ Джимми от Оксфорда как своего рода моральный триумф.

— Ну, на самом деле в Оксбридже просто слишком душно, в Сассексе такой оживленный кампус и такие прогрессивные настроения. Дети действительно узнают о мире гораздо больше, чем мы узнали в колледже Святой Хильды. Счастливчик Джим!

Я оставалась в доме Латимеров восемь месяцев, что было весьма неловко для всех, кроме Аннабель, которой нравилось, когда в доме был кто-то, помимо родственников. С уходом Джимми и осознанием Софи того, что от опустевшего гнезда ее отделяет один ребенок, ее потребность холить и лелеять стала еще более невыносимой. Каждый день она готовила Аннабель льняной смузи на завтрак («Моя девочка, она же почти прозрачная, ей до сих пор даже лифчик не нужен!»). Софи зациклилась на том, чтобы при каждой возможности заставлять свою дочь медитировать вместе с ней. Для психотерапевта она была удивительно глупа в понимании проблем своей дочери-невротички. Но, может, дети других терапевтов сказали бы, что это вполне нормально.

Всем нам было ясно — непростая сделка, которую мы заключили, когда семья взяла меня к себе, долго не протянет. Я пришла в их дом слишком поздно, чтобы действительно стать одной из них, и Джимми был тем кусочком пазла, который удерживал нас вместе. Без него наше общение быстро сошло на нет, и я стала проводить больше времени вне дома или в своей комнате. Впервые заработав деньги, я почувствовала, что уже могу не так строго следовать негласным правилам Софи. Отказалась от домашней еды ради «Макдоналдса», сделала каре, которое даже я считаю ошибкой. Линия подбородка неудачная. Если я не ужинала с семьей вечером, Софи говорила, что беспокоится обо мне. Она никогда не сердилась, только беспокоилась. О моих волосах, о моих амбициях, о том, что у меня нет друзей. Насчет последнего она была права. Джимми и тут был связующим звеном. Мне всегда было трудно наладить близкие отношения: я не обладала навыком душевного разговора, да и сама решила, что подростки ужасны. Я хотела перескочить сразу во взрослую жизнь, где могу быть сама по себе столько, сколько пожелаю. Мне нравится быть одной, и я никогда не понимала, что за слабость кроется в людях, которые все время жаждут компании других. Возможно, поэтому мы с Софи никогда по-настоящему не общались. Джон был похож на меня, он мог засесть в своем кабинете или работать допоздна всю неделю. Но она хотела, чтобы все вокруг воспринимали ее как успешного человека с семьей, которая видит в ней жизненно важную опору.