Как убить свою семью

Сдерживая желание его оскорбить, веду дальше. Следующая комната более удачная. Там стоит клетка с тремя женщинами внутри, которые сильно переигрывают, пытаясь выбраться, пока рядом стоит голый мужчина и смеется над ними. Кричу Ли, что мне нужно отойти, а он даже не оглядывается, уже шагая к решетке и что-то говоря пленнице. Даю ему пятнадцать минут — достаточно для минимум одной отвратительной вещи, но я готовлюсь увидеть худшее. Когда возвращаюсь к клетке, Ли уже нет, и в комнате появляются новые люди, играющие в сексуальных заключенных. Подавляя легкое чувство паники, бросаюсь в соседнюю комнату и нахожу его лежащим лицом вниз на столе, где женщина в маске бьет его кнутом. Джинсы у него спущены до лодыжек — наверное, не хотел снимать ботинки, — а черная рубашка закатана. Все это выглядит настолько нелепо, что я почти жалею его и с трудом сдерживаю смех. Ли поворачивает голову ко мне, но его глаза закрыты от блаженства, поэтому не вмешиваюсь. Я просто отстраненно стою там, наблюдая, как моего дядю хлещет женщина, которая выглядит так, будто она только что ограбила банк в дешевом порнофильме. Ох, мама, если б ты видела меня сейчас.

В комнату вошли еще несколько человек, и начинает нарастать едва уловимое напряжение. Становится ясно, что к скамейке выстраивается очередь. Один мужчина негромко кашляет, чтобы предупредить Ли. Очередь. Единственная в своем роде британская чуткость, которую нельзя игнорировать, где бы вы ни находились. Ли с ворчанием поднимает глаза, когда понимает, что порка прекратилась, неохотно сползает и натягивает брюки. Мужчина, нетерпеливо ожидающий своей очереди, запрыгивает на кровать. А поверхность тут не протирают.

— Куда дальше? — Ли поправляет рубашку и выхватывает напиток из моей руки. — Это дикое место, ты не ошиблась. Мне придется скрывать эти гребаные отметины от жены несколько недель. Не то чтобы она обращала внимание на что-то кроме ткани для штор или сбора денег для неудачников. Сейчас ее мало что интересует.

Это отсылка на смерть их сына? Разумеется, я бы не стала напоминать об этом Ли, и, по правде говоря, не заметила ничего общего между этим человеком и Эндрю с тех пор, как начала следить за ним. Если Лара глубоко и мучительно переживала потерю своего ребенка, Ли, похоже, этого даже не заметил. Конечно, люди скорбят по-разному, и эти ночные побеги могли быть его способом переживания утраты, но, глядя на него сейчас, в это сложно поверить. Чувствую прилив ярости из-за того, что Ли просто вычеркнул сына из своей жизни. Совершенно иррационально — я ведь убила Эндрю. Но не я его воспитывала, и даже за наше недолгое знакомство удалось понять, что семья его сломала.

— У тебя есть дети? — спрашиваю, когда мы входим в комнату, где женщина на шпильках ходит по спине мужчины (очень много комнат было заполнено доминантами, унижающими своих партнеров).

— Приватный сеанс! — рявкает она на нас, продолжая вонзать туфлю в ягодицу сабмиссива. Мы выходим, хихикая, и направляемся дальше, к комнате, которую я пометила как нашу.

— Нет, — говорит Ли, не глядя на меня. — У нас было двое. Один умер младенцем, бедняга, а другой не так давно. Но он не хотел иметь с нами ничего общего. Думал, мы сущее зло из-за того, что у нас были деньги. Это не мешало ему наслаждаться ими, пока он не съехал. Жена плохо это восприняла, но что ты можешь сделать, кроме как жить дальше, несмотря на боль? Она использовала это как предлог, чтобы закрыться в себе, а для меня ничего не изменилось.

Мы подходим к «нашей» комнате, и я останавливаюсь, не зная, что сказать человеку, который описал своего сына всего в трех предложениях. Ли и Саймон были братьями во всех смыслах.

— Что теперь? Здесь начнется настоящая игра? — он ухмыляется и толкает дверь.

Я сильно рисковала. Если б он был хотя бы не таким жутким монстром, вопрос об Эндрю его бы расстроил, и я бы потеряла свой шанс, возможно, навсегда. Мне повезло — я имею дело с человеком, способным погружаться в мир собственных удовольствий после разговора о мертвом сыне. Комната пуста — она была дальше всех от бара. Ли идет включить свет, и я вижу, что стул все еще на месте. Делаю глубокий вдох через нос и ставлю сумку на пол. Надеваю перчатки с угрожающим видом и говорю:

— Теперь это моя комната. Ты же будешь делать то, что я хочу, правильно? — вижу его улыбку. — Вообще-то это был не вопрос. Ты сделаешь все, что я прикажу. СЕЙЧАС.

Ли шутливо отдает честь, и я смотрю на него, не моргая.

— Раздевайся, — достаю веревку из сумки и начинаю завязывать узел.

Он подчиняется, немного мешкая с ботинками, как и ожидалось. Пока Ли возится, я заканчиваю петлю и проверяю прочность. Веревкой поменьше слабо связываю ему руки, чтобы у него возникло ложное чувство безопасности и ощущение, будто от пут можно легко избавиться.

— Встань на стул и дай мне как следует рассмотреть тебя.