Как убивали Сталина

После отставки Хрущёв размещался в Горках-9. Однако, когда меня вернули в Москву в связи с назначением на должность начальника хозяйственного отдела, а вскоре и заместителя начальника «девятки», т.е. к осени 67-го года, возникла особо не объяснявшаяся тогда необходимость переселить Хрущёва в Петрово-Дальнее или Ближнее. Не помню уж. Так снова мои пути пересеклись с Никитой Сергеевичем, но на этот раз он должен был находиться под совсем другим моим наблюдением. Дело было так. Вызывает меня шеф «девятки» Антонов Сергей Николаевич: «Съезди, посмотри новое жильё для Хрущёва. ЮВА (Юрий Владимирович Андропов, он Семичастного в мае 67-го заменил) интересуется, что там за дачу Хрущёву дали». ЮВА очень щепетильный был в этих делах… независимо ни от чего. А тут всё-таки бывшее первое лицо. Ну, я поехал. Стал осматривать. Дача оказалась очень скромненькая. Одноэтажная. Три или четыре комнаты. Участок соток двадцать или побольше. Прогулочные дорожки. Обычный забор… При власти Хрущёва дачу эту занимал управляющий делами Совмина… Степанов такой был. А когда Хрущёва сняли, и Степанова убрали. Со временем и дача освободилась. И вот на неё-то и предполагалось переселить Хрущёва. Разумеется, удобства были все. Всё-таки управляющий Совмина жил. Но, конечно, не по нашей норме, не по норме для членов Политбюро, всё было. Вернулся, докладываю: «В сравнении с нашими дачами, Сергей Николаевич, конечно, не тот уровень. Но все удобства есть. Чистенько». Ну и т.д. По-моему, даже кинозал был небольшой. Антонов выслушал и приказывает: «Что ж, бери её под себя! И имей в виду — там Хрущёв будет жить…»

Раз такое дело, назначил на эту дачу нового коменданта, Кондрашова. Потом в своей книге Хрущёв его возненавидел. Тот без конца к нему обращался с какими-то вопросами, а наш Кондрашов ему отвечал одно и то же: «Я доложу своему руководству». У Хрущёва всё какие-то проблемы были. Хрущёв вообще нас не любил. Не любил. И не доверял нам. До самой смерти. Там он, кажется, и жил, пока не умер. А я туда больше не ездил. Зачем старое ворошить?..

Хрущёв и Сталин

Возвращаясь к той последней встрече с Хрущёвым, что была на охоте, вспоминаю, что несмотря на плохое настроение был он тогда спокоен: не ругался, как обычно, ничем не возмущался, был на редкость уравновешен. А вообще… обычно он не церемонился. Скажем, во время своих выступлений он мог отложить кем-то написанный ему текст и начать всё по-своему. А как захватило его, так всё — не остановишь. С одного на другое. И понёс. Причём, все съезды и пленумы, на которых приходилось мне работать до отъезда в Крым, т.е. до марта 1962 года, он всё время, о чём бы ни заговаривал, переходил на Сталина и ругал его, как только мог. Даже в грубой форме. Всё время. Обзывал его. Язвил по поводу его внешности. Дескать, отрастил себе живот и напялил мундир генералиссимуса, а мы… все богу на него молились. И в таком стиле, пока духу хватало. И всё время ругал органы государственной безопасности. Говорил: «Это безобразники. Мы должны искоренить это дело. Мы должны послать на работу в органы новые кадры. Главным образом, надо с партийной работы туда посылать».

На одном пленуме, когда он выступил в таком плане, выскочил из боковой двери оттуда Семичастный к нам, в «Карьергардный зал»: «Ну что он привязался? Опять как понёс нас… такие-сякие и прочее». Семичастный был встревоженный, а я как раз сидел там за столом и дежурил на телефонах для руководства. Семичастный выскочил позвонить: «Где тут у тебя «вертушка»?» Я показал и отошёл. Он с кем-то переговорил и, не скрывая обиды, возвратился на пленум, где Хрущёв продолжал отчитывать всех, кто попадётся под горячую руку. Невыдержанный был человек.

Много раз я слушал и видел выступления Сталина и выступления Хрущёва, что называется, в натуральную величину. И если сравнить их, то вот что следует сказать. На массового слушателя выступления Хрущёва производили большее впечатление уже хотя бы потому, что он осмелился критиковать Сталина.

Привлекала и форма его выступлений, когда он совершенно отрывался и отключался от текста и начинал делать такие отступления, которые по своему значению перекрывали главную речь.