Как уходили вожди

Последний наш разговор состоялся в декабре 1989 года. М. Горбачёв искал меня в связи с событиями в Баку, куда надо было срочно направить медицинские отряды, чтобы оказать помощь сотням пострадавших. Он даже не знал, что я нахожусь в больнице в тяжёлом состоянии после автомобильной катастрофы. Выразив соболезнование, он вернулся к вопросу о ликвидации 4-го управления. Повторив свои доводы, я просил сохранить созданную Систему, может быть, расширив или изменив контингент, ибо легче всего разрушать, но очень трудно создавать. Видимо, Горбачёв хотел предстать в облике защитника интересов народа, демократа, ибо вскоре я получил решение о преобразовании 4-го управления с выводом из его состава лучших учреждений — спецбольницы на Мичуринском проспекте, большинства санаториев. Уверен, что большую роль в этих решениях сыграл страх перед популистскими заявлениями Б. Ельцина, громившего в статьях и выступлениях привилегии "слуг народа". В этом ещё раз проявилась слабость Горбачёва, который не смог дать достойный отпор Ельцину.

Первое, что сделал Ельцин, захватив власть, — восстановил в новом виде 4-е управление. Были возвращены и больница на Мичуринском проспекте, и санатории на Северном Кавказе, и многие другие учреждения. Решительный Ельцин не испугался, в отличие от Горбачёва, "гласа народа". Но что потеряно, того уж не вернёшь. Новому управлению, по мнению всех моих коллег — академиков и профессоров, да и пациентов, по всем параметрам было далеко до бывшего 4-го управления. Да что там 4-е управление, если была разрушена великая держава…

В марте 1990 года, покидая пост министра, я в последний раз встретился с М. Горбачёвым. Он никогда раньше не выглядел таким озабоченным и растерянным. Мы ни словом не обмолвились, как раньше, ни о ситуации в стране, ни о его планах на ближайшее будущее. Мне показалось, что в тот период его больше беспокоила борьба со старой гвардией в партийном руководстве, чем с зарождающимся мощным движением так называемых демократов. Вспоминая появившуюся в журнале "Штерн" фотографию, на которой мы были засняты с ним в годы молодости в Архызе, он вдруг перевёл разговор на заявления некоторых функционеров о нечестных путях, которыми якобы он пришёл к власти. Именно они, по его мнению, были основным препятствием для развития Перестройки и выхода страны из кризиса. Встреча была недолгой. Хотя Михаил Сергеевич, прощаясь, говорил хорошие слова о том, что настоящая дружба остаётся навсегда, я по опыту последних лет понимал, что мы с ним вряд ли когда-нибудь встретимся.

В конце 1991 года, когда М. Горбачёв номинально ещё был президентом Советского Союза, в журнале "Столица" появилась статья С. Лена, лауреата Международной премии Даля, который сделал интересное заключение: "Каковы бы ни были личные цели и планы Горбачёва в 1985 году, как бы он ни "перестраивался" в течение шести лет, объективно Горбачёв, маневрируя и игнорируя, совершил мировую антикоммунистическую революцию и завершил её почти бескровно!" Сегодня с таким выводом согласятся, вероятно, все.

* * *

…25 декабря 1991 года был обычный рабочий день, хмурый и неприветливый, как часто бывает в это время года. В обыденных предновогодних заботах, задёрганные Политиками всех мастей, запуганные предстоящим повышением цен, обнищанием и безработицей, потерявшие веру в любые идеи, мало кто из простых граждан Советского Союза задумывался над тем, что формально это последний день их Родины, одной из двух сверхдержав на нашей планете.

Растерянный, поникший, даже как будто сгорбившийся, Горбачёв выступил с обращением по телевидению. Нельзя было без горечи смотреть на жалкого Президента Советского Союза, отрекавшегося от своего "престола", своими руками, а вернее, своей Политикой и своим поведением разрушившего великую страну. И впрямь, как сказал Наполеон, убегая из России: "От великого до смешного один шаг".

Мне, наверное, как и многим, стало не по себе, когда я увидел на экране телевизора, как опускается флаг СССР и вместо него над Кремлём поднимается флаг России. Но какой России — той, которую в XVIII–XX веках уважали и боялись в Европе, которая во многом определяла политический климат во всём мире? Нет. Это был флаг побеждённой и униженной России, сброшенной с пьедестала великой державы. В этот трагический день говорил только побеждённый Горбачёв, победители — американцы, мечтавшие разрушить Советский Союз, и Ельцин — молчали.

Не было пушечных салютов, военных парадов, фейерверков, праздничных приёмов. Объяснимо молчание американцев — они знали, что в создавшейся ситуации лучше промолчать, чтобы не обижать "друга Горбачёва", который помог воплотить в жизнь их мечту. Почему торжество Б. Ельцина не выплеснулось наружу, трудно сказать — может, всё-таки совесть мучила, а может быть, уже просто шло торжественное застолье. Рассказал же А. Коржаков, как после расстрела Белого дома в 1993 году пировали в Кремле в то время, когда ещё не остыли трупы убитых.