Как украсть короля? История Уоллис Симпсон

Это было большое четырехэтажное здание из темно-красного кирпича, столь типичного для Балтимора, с кухней в полуподвальном помещении и изысканными белыми мраморными ступенями при входе. Уоллис считала, что этот дом, где она провела много счастливых дней, был первым ее сознательным воспоминанием детства. Помимо Бессиуоллис и Элис в доме жил один из сыновей бабушки Уорфильд, Соломон Дэвис Уорфильд, или дядя Сол, как его называла Уоллис. Он был холостяком и, не имея семьи, счел своим долгом возглавить эту небольшую семью, состоявшую из женщин, – все-таки он был единственным мужчиной в доме. Ему было чуть больше тридцати лет, но он уже был преуспевающим банкиром и бизнесменом, имел солидное количество акций различных компаний.

Дядя Сол был первым мужчиной в жизни Уоллис, оказавшим на нее сильнейшее влияние, он стал ей не только другом, но и фактически отцом. Соломон был тихим, строгим, очень внимательным и отзывчивым человеком, обладавшим самыми изысканными манерами в семье Уорфильдов. По мере сил и возможностей он старался прививать племяннице вкус, следил за ее образованием и манерами. Но Уоллис он представлялся скорее как спонсор и попечитель, чем как советчик и воспитатель. Уоллис еще не раз будет обращаться к нему за помощью, особенно в кризисные периоды жизни, даже несмотря на то, что где-то в глубине души она всегда его немного боялась.

Бабушка Анна Эмори вызывала у Уоллис противоречивые чувства – с одной стороны, эта шестидесятилетняя женщина как будто собрала в себе самые строгие черты Уорфильдов, являя наивысший пример добродетели; но с другой стороны, иногда, в редкие минуты внимания к ребенку, она все же дарила нежность и теплоту, искусно скрываемые под завесой “правильных” манер.

Уоллис описала свою бабушку так: “Это была высокая худая женщина с точеным лицом, тонкими чертами, прямой осанкой, высоко поднятой головой, столь характерной для аристократов, аккуратно уложенными в тугой пучок седыми волосами… прикрытыми черной шляпкой или вуалью, украшенной тремя черными бантами. Она всегда носила темные платья, воротнички которых глухо закрывали шею, – она все еще скорбела по мужу. В течение дня она неустанно хлопотала по дому, давая прислуге то одно, то другое задание, а вечера проводила за вышивкой в кресле-качалке, на спинку которого, сколько себя помню, она ни разу не оперлась”.

Девочке было невдомек, что происходило между ее матерью и бабушкой. Да и откуда ребенку было это знать? Уоллис любила бабушку и, после того как мать решила съехать, приезжала к ней чуть ли не каждый день, пока не пошла в школу.

Как и сама Анна Эмори Уорфильд, ее дом был олицетворением аристократии. Интерьер, отвечавший исключительно викторианскому стилю, был подобран с безупречным вкусом. Не исключено, что именно тогда Уоллис и успела привыкнуть к роскоши – бархатные подушки, серебряные приборы, шелковые гардины, предметы искусства, персидские ковры, огромные книжные шкафы до потолка, плотно уставленные редкими изданиями, и прочие изыски. У каждой спальни была своя туалетная комната с ванной, множество гардеробных и всяческих кладовых и подсобных помещений. Для Элис с ребенком были выделены две отдельные комнаты на третьем этаже – для матери спальня побольше, для ребенка соответственно поменьше. Несмотря на роскошь, Элис в этом доме все казалось неудобным: ей приходилось делить ванную комнату на втором этаже с требовательной Анной Эмори, потому что на третьем этаже ванной пользовался Соломон; множество лестниц и коридоров; но основным неудобством было соседство с холостым интересным мужчиной. Верхние этажи дома занимала прислуга.

Анна Эмори посвящала много времени воспитанию Уоллис. Вечера они часто проводили вместе. Бабушка, сидя в кресле-качалке, занималась рукоделием, а Уоллис, сидя у ее ног, послушно внимала бабушкиным рассказам и нравоучениям. В библиотеке стоял большой мягкий кожаный диван, сидя на котором Уоллис очень любила ерзать.

Анна Эмори каждый раз выходила из себя, заставая Уоллис за этим занятием:

– Бессиуоллис! Как ты собираешься стать леди, если даже спину не можешь держать ровно?

И несколько минут спустя:

– Бессиуоллис! Ты можешь хотя бы минуту посидеть спокойно?