Как управлять поместьем: пособие для попаданки (СИ)

Интересной мне кажется запись, которая явно связана с перемещениями во времени и пространстве. На одной из страниц он упоминает, что имел удовольствие общаться с главным магом Российской Империи князем Елагиным (надо же, а я и не знала, что вообще была такая должность при дворе!) и его супругой. Правда, с сожалением замечает он, князь так и не счел возможным поделиться с ним своими секретами относительно перемещений, и ему пришлось искать другой источник информации.

Делаю себе пометку — узнать хоть что-то о Елагине. Возможно, тем, чем он не захотел поделиться с Паулуччи, он поделится со мной, когда узнает, кто я такая.

41. Ночь

В квартире — гостиная, столовая, две спальни — именно их окна выходят на саму Набережную. Во двор смотрят окна тех комнат, что используются в качестве хозяйственных помещений, и спальни прислуги. Квартира светлая, просторная, с хорошей мебелью. Есть полка с книгами, которые при других обстоятельствах я охотно бы полистала. Но сейчас я читаю только записки Паулуччи — я изучаю его каракули целый вечер, и не удивительно, что к ночи, когда за окном темнеет, мне становится страшно.

А после полуночи и вовсе разыгрывается гроза, и я, только уснув, просыпаюсь от грохота грома. Небо то и дело озаряется вспышками молний. Обычно я не боюсь грозу, но сейчас меня пугает каждый шорох, и снова заснуть я уже не могу.

Встаю, набрасываю тонкую шаль на новенькую, только сегодня купленную ночную сорочку и выхожу на кухню. Вадим ходил ужинать в трактир на соседней улице и принес мне оттуда кувшин молока и хлеб с бужениной. Но тогда я была так увлечена чтением, что есть не захотела, а вот сейчас голод дает о себе знать.

Я зажигаю свечи в стоящем на столе канделябре, но из-за молний тут и так светло, словно днем. Раскаты грома раздаются прямо над нашей крышей, и я невольно вскрикиваю. И когда я слышу какой-то звук совсем рядом, уже в квартире, то сердце мое начинает лихорадочно биться.

— Грозы, поди, испугались, Анна Николаевна?

Вадим появляется на пороге кухни, и мне сразу становится легко и спокойно. Правда, сердце так и бьется учащенно — но уже не от страха.

В отличие от меня, Кузнецов одет, и когда он видит, что я вышла сюда в ночной сорочке (пусть и прикрытой шалью чуть не до колен), то заметно смущается.

— Простите, я не хотел вам мешать.

Он разворачивается, но я окликаю его:

— Ты не помешал. Хочешь есть? Тут хватит на двоих.

Он застывает в нерешительности, должно быть, опешив от такого предложения. Но мне всё равно, что он обо мне подумает. Мне надоело играть в барыню и хочется просто посидеть рядом и поговорить. Не как со слугой поговорить, а как с равным.

Он качает головой, кажется, всё-таки решив отказаться от приглашения, но я уже нарезаю хлеб и накладываю на него буженину — каждому по куску. И молоко разливаю в две чашки.

— Садись! — выдвигаю из-за стола вторую табуретку.

Он всё еще колеблется, но, наконец, садится. Он совсем рядом, и я слышу его частое дыхание и вижу в отблеске свечей его лицо.

Мне кажется всё это не случайным — и наш приезд в Москву, и то, что мы оказались ночью на этой кухне. Конечно, всё это — не более, чем попытки себя оправдать, но даже если и так, то что же? У меня нет ни мужа, ни жениха, так чего мне стыдиться? Почему два взрослых свободных человека не могут позволить себе мимолетную слабость?

— Ты бывал прежде в Москве? — спрашиваю я, когда молчание становится невыносимым.

Ни он, ни я всё еще не съели ни кусочка, и мне невольно передается то чувство неловкости, которым, кажется, охвачен Кузнецов.

— Да, ездил однажды с Андреем Михайловичем. А вот в Петербурге не бывал, не довелось, — он чуть оттаивает, радуясь, что я нашла нейтральную тему для разговора.

— Может быть, и туда придется ехать, — вздыхаю я и рассказываю про князя Елагина, который тоже маг, а учитывая его названную в дневнике должность, должен быть не слабее Паулуччи.

— Ну, что же, если надо, так надо, — внимательно выслушав меня, кивает Вадим.

Мы всё-таки съедаем бутерброды и выпиваем молоко. Кузнецов старается не смотреть в мою сторону, а когда ему, отвечая на мои вопросы, всё-таки приходится это делать, тут же снова стыдливо отводит взгляд. Это было бы мило, но я боюсь, что другого такого шанса, чтобы стать ближе, у нас может и не быть.

— Благодарствую, Анна Николаевна! — Вадим поднимается из-за стола и чуть наклоняет голову.

Я понимаю — еще мгновение, и он уйдет. А я снова окажусь одна в холодной постели.

— Подожди! — я вскакиваю, и шаль соскальзывает с плеч.

Мне совсем не стыдно (да и чего тут стыдиться — моя рубашка не обнажает ничего, что следует скрывать), но я чувствую, что отчего-то краснею. И замечаю, что краснеет и он.

Он торопливо наклоняется, поднимает шаль и неумело почти укутывает меня в неё. Я чувствую его руки на своих плечах, и дрожь пробегает по телу. Руки сильные, теплые, и мне ужасно хочется, чтобы он меня обнял.

Но я знаю — он не решится, и потому делаю первый шаг сама. Я провожу ладонью по его волосам, по щеке и чувствую, как он вздрагивает от моего прикосновения.