Как управлять поместьем: пособие для попаданки (СИ)

За неделю до Купалы начиналась подготовка к купальному сезону – женская часть населения по утрам ходила с чистыми скатертями и берестяными туесами на луг за деревню «черпать росу». Скатерти таскали по мокрой от росы траве, а потом отжимали над туесами – собранной водой умывались для прогнания всяких хворей и получения чистоты кожи.

На Аграфену Купальницу, что была за день до Иваны Купалы, к открытой воде подходить вовсе запрещалось, зато можно было вдоволь напариться в бане крапивным веником.

А вот уже в сам Иванов день в реке купались все вместе, не разбирая ни возраста, ни пола. Правда, купались в нижнем белье («в исподнем»): женщины – в длинных, до пят, сорочках, мужчины – в подвязанных бечевкой штанах.

Я в этом действе участия не принимала – не потому, что стеснялась, а потому, что боялась нарушить какие-то негласные правила, о которых мне было неизвестно. К тому же, отец Андрей выступал категорически против таких ночных «срамных» купаний, и я полагала, что мой долг как хозяйки поместья его поддержать.

В страду же, когда за день на сенокосе с каждого сходило семь потов, окунуться в прохладную речную водицу было уже не прихотью, а необходимостью. Мужикам было проще – они спускались к реке прямо с луга, а вот женщинам, чтобы соблюсти приличия, приходилось уходить далеко за деревню – туда, где у реки была излучина. Я же даже там купаться не решалась и обычно уезжала на Виконте дальше, к самому лесу. Река в том месте была глубже, чем возле деревни, и я могла поплавать всласть.

Конечно, ни купальника, ни привычного нам нижнего белья у меня не было, и я не была уверена, что даже там сумею скрыться от любопытных глаз, а потому приходилось соблюдать здешние правила и купаться в рубашке, благо сорочки были у меня тонкие, с завязками на талии, под которые можно было подоткнуть длинный подол.

Но тетушка и этого не понимает.

– И что за охота в холодной воде мерзнуть? То ли дело – теплая банька.

Я чмокаю ее в морщинистую щеку, глажу Ваську (ну, ладно, Василисия!) и велю седлать Виконта. Близился Ильин день, после которого купаться уже не дозволялось, и я хочу поплавать, пока еще можно. «До Ильи мужик купается, а с Ильи с рекой прощается».

День стоит жаркий, и вода теплая как парное молоко. Как и положено, вхожу в реку медленно, а погрузившись по пояс, отталкиваюсь ото дна и, фыркнув от удовольствия, плыву к другому берегу. Потом, немного отдохнув, плыву назад. Течение тут быстрое, и я ступаю на песок сильно ниже того места, где у меня осталась одежда.

Тонкая рубашка облепляет мое мокрое тело, и я стараюсь идти вдоль кустов, чтобы случайный прохожий не заметил меня в таком непотребном виде. Там же, у кустов, на горячем песке я и устраиваюсь отдохнуть. Иметь загорелую кожу для благородной дамы – моветон, и как мне ни жаль, эту традицию приходится соблюдать, поэтому лежу я в тенечке. Ветер довольно сильный, и это спасает от обычно очень докучливых оводов и слепней. Когда рубашка обсыхает, надеваю платье. Но возвращаться домой пока не охота, и я снова распластываюсь на песке.

Пригревшись, погружаюсь в дремоту, из которой меня выводит чей-то истошный крик. Кричат с реки, и я, вскочив, вижу барахтающегося в воде человека – ребенка!

Место здесь не просто глубокое, а опасное, с омутами. Именно поэтому крестьяне предпочитают обходить его стороной.

Девочка – Стешка! – пытается выплыть уже из последних сил, то и дело уходя под воду с головой. Плавает она, как и большинство местных женщин, плохо, а сейчас у нее еще и паника.

Я бросаюсь в воду как есть, в одежде, и длинное платье с оборками, мгновенно намокнув, мешает мне плыть. А еще течение сносит меня вниз, и каждый гребок дается с трудом. И всё-таки я подплываю к Степаниде как раз вовремя для того, чтобы схватить ее за длинную светлую косу. А вот сил добраться до берега у меня уже не остается. Я хватаю ртом воду первый раз, потом второй.

Ах, как же глупо всё получилось! И зачем я выбрала для купания именно это место? Ведь знала же про омут! И Стешка пришла сюда из-за меня! Она во всём старается мне подражать.

Я знаю, что нельзя поддаваться панике, но бывают моменты, когда эмоции разуму уже не подвластны. Я еще пытаюсь грести, но осознание того, что каждый гребок может оказаться последним, сводит меня с ума. И если всё закончится сейчас в этой самой реке, то что станет с настоящей Анной Николаевной в двадцать первом веке?

И когда я почти сдаюсь, чья-то рука выталкивает меня на поверхность. Я делаю судорожный вдох, открываю глаза. А небо над головой голубое-голубое!

– И какого лешего вас в этот русалочий омут понесло, барыня? – зло, безо всякого почтения выдыхает мне прямо с лицо Вадим Кузнецов.

К этому моменту мы уже оказываемся достаточно близко от берега, и я уже нащупываю ногами дно, но ответить всё равно не могу – потому что отвечать нет ни сил, ни желания. И когда я, наконец, выбираюсь из воды, я просто падаю на песок. А рядом со мной Кузнецов опускает бездыханную Стешку.