Но даже если она доберется, что она увидит там, в Даниловке? Ветшающую усадьбу, голодных крестьян. А значит, всё то, что я делала эти месяцы в поместье, окажется зря? И не будет никакого сырного завода. И конной косилки. И ватных палочек.
Думать об этом было невыносимо, и я предпочла переключиться на альтернативные возможности.
Вариант второй. В двадцать первом веке с момента моего перемещения прошло столько же времени, сколько и в девятнадцатом. А значит, я оказываюсь там, где была бы сейчас, если бы никакого перемещения не было вовсе.
А Анна Николаевна оказывается в поместье, рядом с Глафирой Дементьевной, и всё то, что я сделала в Даниловке, не пропадает втуне. Правда, у настоящей графини Даниловой сложности возникнут всё-таки могут. И Сухарев, и Назаров, и Варя со Стешкой, и остальные слуги не знали другой графини, кроме меня. И хотя Черская говорила, что мы с ней очень похожи, различия между нами всё-таки есть. Как объяснит их всем тетушка? Что скажет в оправдание того, как переменилась Анна Николаевна? Разве что велит племяннице сказаться больной и уложит ее в постель, а потом изменения во внешности спишет на последствия болезни.
А вот что всё это время делала графиня в двадцать первом веке? Сумела ли приспособиться к тому, что ее внезапно окружило? Мне в этом отношении было проще – я про девятнадцатый век многое знала из книг, фильмов и уроков истории, а вот она о нашем времени не знала ничего. А учитывая те изменения, что произошли в мире за полтора столетия, от этих перемен можно было тронуться рассудком. И не обнаружу ли я сейчас себя в сумасшедшем доме?
Такая перспектива тоже показалась мне ужасной. Но, возможно, я недооцениваю Анну Николаевну, и она, будучи всё-таки ведьмой, сумела проявить характер. Вот только без посторонней помощи ей было никак не обойтись. У меня в девятнадцатом веке была хотя бы тетушка. А кто мог помочь ее сиятельству? Подруга Лида? Это вряд ли. После того собрания она наверняка побоялась бы показаться мне на глаза.
И я снова, уже в который раз прониклась жалостью к своей тезке, ощутив отчаяние и страх, которые, должно быть, ощущала и она сама. Так что этот вариант был едва ли лучше первого.
Вариант третий – самый непредсказуемый. Что, если мои действия в прошлом запустили какой-то неведомый механизм, который изменит и будущее? И гибель Паулуччи в девятнадцатом веке уже привела к необратимым последствиям? Кажется, это называется эффектом бабочки.
Обдумать этот вариант я не успеваю – потому что, открыв глаза, обнаруживаю себя в знакомой обстановке.
52. Настоящая графиня
Большая комната с книжными шкафами вдоль одной из стен. Украшенная изразцами печь, сложенная когда-то руками отца. И мягкое кресло рядом с ней.
На мне – то самое нарядное синее платье, в котором я была на собрании акционеров. А на шее – сапфировое колье.
Мне кажется сначала, что ничего не изменилось – как будто я просто вернулась домой после того приснопамятного собрания. И я даже ловлю себя на мысли о том, а было ли вообще это путешествие во времени, или оно всего лишь – плод моего воображения?
Но потом взгляд останавливается на лежащей на столе книге. «Настройщик» Дэниела Мейсона. Но у меня никогда не было такой книги!
И за окном – совсем не зима!
А еще я слышу чьи-то голоса. Мужской кажется мне знакомым, но от волнения я всё-таки не могу определить, кому он принадлежит. А вот женский я точно слышу в первый раз.
Разговор идет на кухне. На моей кухне! Но кто эти люди, и что они тут делают? Меня уже ничем не удивить, но напугать всё-таки можно, и я на всякий случай тянусь к стоящей у печи кочерге. Но руки дрожат, и кочерга с грохотом падает на пол.
Голоса стихают, зато теперь я слышу шаги – и они всё ближе и ближе. Дверь распахивается.
На пороге – мужчина и женщина. И если женщина мне не знакома, то мужчину я узнаю без труда.
– Павел? Ты что тут делаешь?
Паша Лагунов – одноклассник, друг детства, коллега. Единственный, кто тогда, на собрании, меня поддержал.
– Аня? – неуверенно переспрашивает он и смотрит на меня так, как, наверно, смотрел бы на привидение, вздумай оно показаться ему на глаза. – Анька, ты вернулась?
Через секунду он оказывается уже рядом со мной, хватает в охапку, кружит по комнате. А я уже плачу от радости, потому что Пашка – один из немногих, кого я рада встретить, вернувшись домой.
Наконец, он ставит меня на пол и оборачивается к девушке, которая всё еще стоит у дверей.
– Нюра, иди сюда! Давайте я вас, наконец, познакомлю!
Нюра???
Девушка примерно моего роста и моего телосложения. Волнистые волосы до плеч. Одета в футболку и джинсы.
В ней нет ничего, что наводило бы на мысль о девятнадцатом веке, и всё-таки я понимаю, что это она – графиня Данилова!
Мы долго смотрим друг на друга – внимательно, оценивающе.
А всё-таки она неплохо вписалась в эту обстановку – кажется, я беспокоилась о ней зря. Но знает ли Лагунов, кто она такая? И как они вообще познакомились?
– Может, мне кто-то объяснит, что здесь происходит? – тихо спрашиваю я.
Они переглядываются, а потом Пашка говорит: