Как управлять рабами

Некоторые из этих вольноотпущенников так близки к императору, что становятся его доверенными. Клавдий, как хорошо известно, советовался со своими вольноотпущенниками по самым разным вопросам, даже по вопросам государственной важности. Он утверждал: поскольку они не могут баллотироваться на должности или активно участвовать в политической жизни, на их мнение можно полагаться как на объективное. Были даже некоторые свободнорожденные граждане, которые добровольно становились рабами императора, чтобы присоединиться к его дому и помогать ему управлять империей. Я знаю, что многие представители старинных семей возмущены тем, что работы, которые традиционно выполнялись сенаторами, теперь передаются рабам. И надо сказать, что иногда это выглядит действительно странно. Один из вольноотпущенников Клавдия, Паллас, получил от сената награду в 15 млн сестерциев и стал почетным претором за проект закона о том, чтобы императорским рабам было позволено жениться на свободных римлянках. Желая продемонстрировать бескорыстие, он вернул деньги, утверждая, что ему достаточно его скромного дохода, а от чести быть почетным претором не отказался. Так сенат оказался в абсурдной ситуации, будучи вынужден хвалить старомодную «неприхотливость» бывшего раба, обладающего состоянием в 300 млн сестерциев. В то же время брат Палласа, которого звали Феликс, не продемонстрировал такой сдержанности. Клавдий назначил его прокуратором Иудеи, и тот, чувствуя себя в безопасности из-за близких отношений с императором, безнаказанно совершал всевозможные преступления и конфискации в провинции.

Эти императорские рабы и вольноотпущенники – сами себе хозяева. Они стоят в стороне от общества, и это наиболее ярко проявляется в том, как тесно они связаны друг с другом. Я видел несколько тщательно отделанных надгробных плит, созданных одним из них для сотоварища, работающего в той же части императорской администрации. Я даже видел могилы, где они будут лежать вместе после смерти: в таких близких отношениях они находятся при жизни.

Но это исключения. Большинство же вольноотпущенников не могут удержаться от показухи в попытке продемонстрировать, что они в некотором смысле «истинные римляне». Вы видите это повсюду на их могилах. Они, похоже, рассматривают надгробия как заявление о себе вечному городу и его гражданам. Это отчасти понятно, но их могилы всегда так великолепны и витиевато украшены, там присутствует такое самовозвеличение… часто при вполне скромных достижениях тех, кто в них лежит. Вольноотпущенники нередко пристают к вам с подробными рассказами о том, как они богаты, и не могут понять, что истинное богатство не нуждается в рекламе, ибо проявляет себя в сдержанных манерах и характере человека. Тот мой сосед, Трималхион, которого я упоминал раньше, обрушивал на меня детальную информацию о том, сколько пшеницы производят его имения и сколько волов приступили к работе сегодня утром. У него даже был специальный раб, который приходил и рассказывал подробности произошедшего за день: у рабынь Трималхиона родилось 30 детей, раб по имени Митридат был наказан за брань в адрес хозяина, 10 млн сестерциев сданы на хранение, а в садах Помпеи был пожар. Тут Трималхион оборвал его:

– Что это? – вопросил он. – Когда это я купил сады в Помпее?

– В прошлом году, – смиренно отвечал работник, – но они до сих пор появляются в счетах.

Тут Трималхион краснеет от гнева и величественно провозглашает:

– Я запрещаю вводить в мои счета купленные для меня поместья, если мне ничего не говорили об этом в течение шести месяцев.

Все это выглядело неловкой попыткой произвести на меня впечатление, и, естественно, я не верю ни единому слову.

Это было перед едой. А когда мы возлежали, ожидая ужина, к нам подбежали египетские мальчики-рабы и полили воды нам на руки, а другие с удивительной ловкостью обрезали наши ногти, выступавшие из сандалий. И делая это, мальчики громко пели. Пел, казалось, весь дом. Даже когда я заказал мальчику напиток, он громко пропел мне заказ. Можно было подумать, что вы пришли не на ужин, а на концерт. Потом появилась еда. Принесли огромный поднос. На подносе стоял бронзовый осел, на котором висели две корзины с черными и белыми оливками. Два блюда содержали набор деликатесов, включая ореховых сонь[26], посыпанных маком и сбрызнутых медом, а также кипящие колбаски на серебряной жаровне, украшенные черносливом и зернами граната. На подносе было выгравировано имя Трималхиона и вес серебра, из которого поднос был сделан.