Как увеличить личную силу

Психологическая независимость от окружающих — это база, без которой ваша энергия будет течь куда угодно, только не туда, куда нужно вам. Это как умение держаться на поверхности воды. Если его нет, ты тонешь, если есть — плывешь. Насколько правильно, красиво и быстро плывешь, это уже второй вопрос. Главное, плывешь. Обратите внимание: психологически отвязаться от людей вовсе не значит делать им что-то плохое. Вы же не делаете гадости бомжам! Нормальный человек и к бомжу будет относиться по-человечески, но с одной поправкой — ему абсолютно безразлично, что о нем думает бомж. Самые легкие, спокойные и сберегающие энергию отношения это когда люди вообще никак не зависят друг от друга, даже на уровне мнения. Среди по-настоящему великих личностей вы не найдете таких, кого сильно волновало бы мнение окружающих. Потому что в противном случае у них просто не хватило бы сил на выдающиеся достижения. Львиная доля их энергии ушла бы на приобретение статусных вещей и знакомств, участие в статусных клубах и мероприятиях, а также на прочие способы показать всем, кто есть кто.

Обретя эту базу, можно приступать к перенастройке своих психологических механизмов, отвечающих за социальное взаимодействие, таких как стыд, совесть, нравственность, мораль, этика, долг. Для чего? Для того же, для чего производится и психологическая отвязка от других людей — чтобы позволить течь своей энергии туда, куда нужно ВАМ, а не кому-то другому. Меня с детства поражала такая социальная категория, как долг. Сделка потрясающая: моего согласия никто не спрашивал, я не подписывал никаких договоров, но все равно должен, просто потому что я есть. Причем должен столько и такого, что при определенных обстоятельствах это может вообще сожрать всю мою жизнь без остатка.

Вот пример. Все детство я слышал от отца: ты должен быть мужиком! За этой комплексной формулировкой стоял целый ряд требований что-то терпеть и куда-то ввязываться с ущербом для себя. И, конечно же, заниматься единоборствами, поскольку мой отец был на то время одной из знаковых фигур в мире бокса. Я еще толком ходить не умел, а отец уже таскал меня за собой на соревнования и тренировки. Мои первые воспоминания в жизни: зал, полный сильных потных парней, колотящих мешки. Черные мешки из натуральной кожи, каплевидной формы, такие сейчас не делают. Отец сам их наполнял, и это было целое искусство. А еще собирал косточки от вишен для наполнения небольших боксерских груш. Если кто не знает — это лучшая начинка снарядов для отработки точности удара. И каждый праздник были соревнования, с медалями на ленточках и кубками, с пьедесталом для первого, второго и третьего мест.

Я честно ходил на бокс, а потом и на другие виды единоборств. Вдоволь наполучав по голове на бесконечных тренировках, я возненавидел спорт. Я все время ходил с выбитыми пальцами, а край моей большеберцовой кости наощупь стал напоминать пилу. Мне столько раз ломали ребра, что я до сих пор по привычке стараюсь дышать аккуратно. Я возненавидел спорт, радостных мускулистых мужиков с медальками и на дурацкой тумбе с номерами один, два, три. Я возненавидел так сильно, что даже уходил из дома, когда отец смотрел по телевизору свой любимый бокс.

Удивительно, однако даже сейчас я испытываю брезгливое чувство, когда приходится увидеть на экране драку, перестрелку или военные действия. Как будто обнаружил в тарелке гусеницу или наступил в дерьмо. Еще в далекие девяностые я сформулировал основное правило воинского искусства: чистой является только та победа, в которой победитель остается неизвестным. Противник так и не должен понять, от чьей руки он погиб, и никто в мире также не должен знать этого наверняка. А в идеале неизвестным должен оставаться даже инструмент, при помощи которого живое сделали мертвым.

Фрейд порадовался бы правоте своих концепций, не в последнюю очередь в отместку отцу с его чертовым боксом я создал свою собственную боевую систему, настолько неспортивную, насколько это вообще возможно. Основной идеей в ней было использовать для причинения ущерба противнику все, от кухонного штопора до бледной поганки, от умения притвориться до умения оклеветать. Я был поглощен созданием шедевров разрушения — препаратов, приспособлений и многоходовых комбинаций, в результате которых противник оказывался бы в дьявольской ловушке. Возможностей кулаков и кинетического оружия было для меня слишком мало, моя ярость толкала меня исследовать самые изощренные технологии уничтожения всего живого. Я продолжал мстить уже непонятно кому и за что, обучая желающих все более подлым и страшным вещам. Мои ученики и особенно ученицы делались способны на такое, от чего даже мне становилось не по себе. Я создавал монстров, подобно Франкенштейну.