Правда, со временем я занялся совершенно противоположными вещами, бросившись исцелять тела и души столь же яростно, сколь яростно желал их разрушать ранее. Когда-то я даже думал, что во мне проснулось чувство вины, и я таким образом хотел "исправить карму". Но нет, это была не вина и не раскаяние. Это был поиск гармонии, по неопытности сопровождавшийся метанием от крайности к крайности. Нет ничего плохого в умении сотворить отменную пакость, являющуюся настоящим произведением искусства. Плохо если приходится это умение применять. Значит нет гармонии, значит допущены ошибки, которые приходится исправлять чудовищным способом. Значит не смог ты удержать линию жизни в состоянии счастья, и уж тем более не смог даровать счастье другим.
В тот "бойцовский" период моей жизни, разумеется, никакого счастья у меня не было, а была его полная противоположность, которой я и делился с окружающими. А чем мне еще было делиться? И поскольку этот мрачный период пришелся на лихие девяностые с их менталитетом, однажды случилось вполне ожидаемое: мне предложили осуществить убийство за деньги. А дальше произошло одно из тех странных событий, которыми наполнена вся моя жизнь. Размышляя, не взять ли заказ, я садился в вагон метро. Вдруг вор сдернул с моего плеча сумку, и нас разделила закрывшаяся дверь. Ирония заключалась в том, что в сумке не было вообще ничего кроме необычных и страшных инструментов понятно какого ремесла. Представляю лицо вора, когда он открыл сумку!
С пронзительной ясностью я понял, что это ЗНАК. Очевидно, у судьбы были на меня другие планы. Я не стал заниматься глупостями и не жалею об этом. Однако злость на "настоящих мужиков" с их вонючим во всех смыслах спортом не прошла. Лишь спустя годы я целиком осознал, что именно бесило меня в этой истории. Витающее во всей обстановочке чувство долга, причудливо замаскированное под разными соусами. Ты должен уметь драться, потому что ты мужик! Ты должен драться честно, чтобы доказать, что ты лучший по всем правилам! И, наконец, самый цимес: ты должен защищать слабых, а быть слабым самому ты не имеешь права! Вот так, за меня решили, что я должен делать и каким я должен быть. Хорошо хоть я не увлекался традиционными японскими штучками, а то бы еще и сенсею отдать свою жизнь должен был по первому требованию.
Вы удивитесь, но женщины особо не интересовались мною, когда я был "героем". Зато все переменилось, как только я стал "плохим мальчиком". Женщинам не нужен герой с честными глазами и поломанными ребрами. Им нужен плохой мальчик, независимый и неуправляемый, идущий к СВОЕЙ цели без оглядки на чье-либо мнение. Им нужна сила. Женщины чуют силу как акулы чуют кровь — за несколько миль. И никогда не ошибаются. Для мужчин женщины являются самым точным индикатором их силы. Если вы мужчина, и они в вас не влюбляются без памяти, то вы слабы, будь вы хоть чемпион мира по всему сразу.
Сейчас у меня все встало на свои места. Я точно знаю, что быть настоящим мужиком значит полностью уничтожить все рычаги воздействия на собственную личность. По сути, мне предлагали быть сильным, но управляемым. Достаточно сильным, чтобы осадить любого агрессора (воля, мускулы, бокс), но совершенно беззащитным перед манипуляторами, которые могли бы направлять мою силу по своему усмотрению. Ты же мужик, а значит… Ну и дальше по тексту.
Кнопки, на которые можно успешно нажимать, есть у верующих и атеистов, фашистов и антифашистов, воров, бизнесменов, офицеров… В общем у всех, у кого имеется образ, которому надо соответствовать. И лишь в высшей степени гибкая, текучая личность таких кнопок не имеет. Я довел искусство прибедняться до совершенства. Я мог спокойно заявить девушке, что у меня мало денег, поэтому в кафе не пойдем, а посидим на скамейке и скушаем мороженое на палочке. Окружающих шокировало, когда перед ними стоял высокий спортивный парень с тяжелым взглядом рэкетира, сбитыми костяшками на кулаках, и говорил: вы на меня не рассчитывайте, я — патологический трус, у меня от страха кишечник непроизвольно работает, бывали случаи.
Я упивался психологической свободой, невозможностью повлиять на мои эмоции и мое поведение со стороны, стал почти что асоциальной личностью, явно перегибая в этом палку. Впрочем, тогда такое было модно. Это была эпоха доморощенных мастеров дзен, собиравшихся на прокуренных кухнях и пугавших друг друга нарочито неадекватными поступками. Но, по всей видимости, я умел играть на грани фола и не заходил слишком далеко. Юмор, с которым я относился к себе и другим, не позволял усомниться в моей нормальности.