Как в одном поселке (СИ)

- Дура - ты, - совершенно искренне дал он определение ее поведению. - Я даже не знаю, стоит ли тебе растолковывать что-либо: все равно, ведь, ничего до тебя не дойдет, и ты не поймешь смысла сказанного. Это просто неподъемная ноша, для твоего недоразвитого и не обремененного знаниями и извилинами мозга.

- Ну, во-первых, - я еще молодая, впереди еще много времени, и я смогу наверстать упущенное. А во-вторых, - журналистика - это не медицина и не инженерия. Там - незнание и отсутствие извилин, оборачивается значительно дороже, чем здесь, - довольно разумно растолковала Анечка знакомому богу свою позицию и взгляды на предъявленные ей обвинения.

И Купидону пришлось, хотя бы частично, согласиться с ее доводами. Действительно, врач, купивший диплом в переходе метро или конструктор, сконструировавший самолет, обзаведясь диплом, может быть даже не в злосчастном переходе, а непосредственно в ВУЗе, (постоянно давая "на лапу" корыстолюбивым меркантильным преподавателям) принесет еще больше вреда обществу, чем необразованный журналист. Хотя... это, смотря с какой стороны взглянуть на проблему. Если незнание своих профессий приносит конкретный вред конкретным людям, то необразованность и поверхностность большинства щелкоперов, с недавних пор окопавшихся в средствах массовой информации, невольно становится достоянием всего общества, расшатывая его устои и делая обыденным и правомочным то, что еще недавно казалось из ряда вон выходящим.

В общем, расстались они, составив себе далеко нелестное впечатление, друг о друге. Купидон даже пожалел, что в свое время так неосмотрительно "подстрелил" Ксафану подружку. Та, явно не стоила ангельской любви его друга.

На следующий день, не увидев запланированных ею преобразований, и подкрепленных обещанием Главой администрации, Лилиан, прямо-таки, взбеленилась. И было отчего! Фонтан по-прежнему функционировал, радуя своим плеском прогуливающихся вокруг пруда. А недавно образовавшаяся из избыточных вод речушка, тоже продолжала резво нести свои воды, вызывая тем самым бурный рост растительности, столь ненавистной Лилиан. Все это случилось потому, что Ксафану все-таки удалось доказать Василию Петровичу, что посетительница, приглянувшаяся тому, и есть "зло", о котором они с Купидоном толковали ему всю предыдущую ночь напролет.

Гнев чертовки был поистине страшен. Это не были размазанные по щекам слезы и распухший, от чрезмерного надраивания платком, нос. Как раз с этим у нее было все в порядке. Она рвала и метала. Причем, это было не только в фигуральном, но и в прямом смысле слова. В пределах ее досягаемости, не осталось ни одного сколько-нибудь целого предмета: все было разбито, поломано и изорвано в мелкие клочья. С ее уст слетали жутчайшие ругательства и проклятия в адрес, как Главы администрации, так и двух, в ее понимании отъявленных мерзавцев, которые явно подучили того. Иначе, с чего бы ему так резко поменять согласованное с ней, "его" же, мнение? И если бы они услышали все это, - наверняка остолбенели бы, от ее страстных, идущих из глубины ее черной души, пожеланий.

В общем, когда Мефистофель, отлучавшийся по делу, подошел к дому, насвистывая полюбившиеся ему с недавних пор куплеты Мефистофеля, то при подходе к двери, заслышав звон бьющейся посуды, грохот падающей мебели и треск, разрываемых ею гардин, невольно замедлил шаг и прислушался. Из-за двери доносились вопли и проклятия Лилиан, сопровождаемые ударами соприкасающихся с полом, стенами и даже потолком предметов обихода. Мефистофель остановился и предусмотрительно, но весьма благоразумно решил переждать всплеск ее гнева снаружи.

Только тогда, когда Лилиан выдохлась: грохот и звон, расшвыриваемых ею предметов почти стих, видимо, бить рвать и пинать было уже нечего, он бочком, чтобы ее ярость не вспыхнула с новой силой, можно сказать, протиснулся в дверь. Совсем не потому, что та была слишком узка, просто ему, ужас как, не хотелось встречаться с разъяренной чертовкой. Окинув взором "поле брани", Мефистофель обрадовался, что не сунулся ей под горячую руку: участь стать громоотводом, по счастью, миновала его, и он не валялся среди обломков мебели и посуды с травмированным черепом и сломанными конечностями, что вполне могло бы произойти, вернись он сюда немного раньше.

Бедный Генрих, (черный пудель, с которым они, как и в прошлый раз прибыли на Землю) забившись под кровать, с испуганными глазами, выглядывал из своего укрытия, боясь попасться под горячую руку любимой хозяйки. Он облегченно вздохнул, лишь, когда заметил, появившегося в дверях хозяина. Все-таки вдвоем переносить всплеск гнева Лилиан, было не так страшно, чем в одиночестве.

- Милая, стоит ли так нервничать по такому пустячному поводу? - как можно нежнее обратился Мефистофель к Лилиан, указывая на кавардак, устроенный ею за время его отсутствия и ободряюще подмигивая Генриху, все еще пребывающему в панике.