Как вернувшийся Данте

Спасти мир возможно лишь целомудрием: мудрой целостностью всего, а не какой-либо отдельности.

Так зачем нам (учитывая вышесказанное) Пентавер? А затем, что его история очень иллюстративна. Более того – вся егопетская религия богов-фараонов иллюстративна (как и административно обоженные иператоры Рима – deus ex machina).

Ещё раз зададимся вопросом: может ли убийца по уму стать героем? Это и есть главное определение: кто именно (и по-именно – идя от имени к имени) будет спасать пустоту от ещё большей (или ещё меньшей) пустоты, кто именно (и по-именно, идя от имени к имени) будет совершать все эти бессмысленные телодвижения губами – именования: совокупления, зачатия, рождения в муках, вос-питания (отсюда, очевидно, и возникла евангельская рефлексия о завтраке и завтрашних заботах).

Итак – кто (из меня) обязан принадлежать мне? Кто (из меня) обязан быть мной? Этим самоопределением человек Пентавер, ничем (кроме убитого им отца) не примечательный убийца по уму (не то что наши показушные народовольцы и прочие башибузуки-эсеры, любители себя рекламировать), только и смог, что на дознании во всём сознаться.

Не было у него опыта (убийства личного бога-отца) – даже и серийный душегуб Цыбин его (по числу могил – об этом тоже ниже) за спиной ощутимо превосходил; причём – это если считать без метафизики перманентной борьбы и смерти, а исключительно прагматично и «по большевистски».

Даже как мистик (царевич) – (душегубу) Цыбину тоже уступал: худо-бедно, но Цыбин был рождён в эпоху торжества православия – мощь Воскресения Сына (так или иначе) стояла за ним; Цыбин мог (бы) даже мудрствовать на тему: что есть убийство, если нет смерти; но – (так или иначе) как православный Цыбин под-разумевал: убивая – он убивает себя, а не (бессмертную) жертву.

Пентавер – желая стать нано-богом и (уже сам) воскресить Египет, отнимал такую нано-божественность у отца; согласитесь: Цыбин и Пентавер (оба несуществующих имени) – «вещи в себе» суть разные.

Потом! Пентавера (как царевича) – хорошо обучали всему (владению оружием, к примеру); но – пока что его связанное тело (по воле Отца) лежало без тело-движений (и не могло убивать).

Пока что он был занят иным: всего лишь праздно размышлял об истине (то есть – безо всякого смысла «убивая» её по частям).

Подобное – происходило и в «другом» Египте и «другом» Междуречии (то ли в «новом» Вавилоне, то ли в «новом» Мемфисе – а не тамошнем и тогдашнем Санкт-Ленинграде: речь и о тамошних, и о всегдашних таинстве и о теодицеи).

Казалось бы: новые веяния (атомизация homo sum) – дело более чем со-временное; но – это действительно так: времена для подобных деяний более чем со-вместимы.

Убийство Отца (а чем ещё является приведение homo к полному ничтожеству «узкой специализации»: использование ремесла’ и потребления его продуктов) есть дело злобо-дневное; а потом (то есть – ещё ближе к зло-радству) – Пентавер вдруг возомнил или вспомнил, что и на этом свете, и на том никто никому ничего не должен (и это помогло ему определиться).

Должен он был – только убитому им отцу (ставшему «никем»; его самого сделал «никем» уже иму «убитый» Отец); потому – Пентавер покинул свои псевдо-рассуждения и вспомнил о тело-движениях: и только тогда и в его реальном пленении начались изменения этого самого плена.

И всё вокруг него опять началось: самоопределяясь, он обязательно «вспомнил» о женщине; но – это «вспомнил» (на деле) означало, что Пентавер опять о себе возомнил: ведь «вспомнил» царевич не о дочери Евы – а только лишь о никогда не принадлежащей ему Первоженщине.

Пусть его – ибо все они (дети Адама и Ева) есть «псевдо»-ипостаси Стихий (ютящихся в мужских и женских «псевдо»-оболочках).

И только она – настоящая: не знающая грехопадения; только она – даже в повсеместном шеоле (где нет ни богов, ни демонов) является и полной Стихией (буде её взбредёт это в голову).

Потому – лишённый всего «своего» сын живого (им убитого) «бога» постиг(ал) непостижимое: он вспомнил о женщине. Вспомнил о том, как в далёком будущем будет её искать. И всё это произошло по весьма заметной причине: до-селе он – связанный по рукам и ногам – томился во тьме заслуженного заточения, ожидая от слуг фараона решительной и лютой казни за отцеубийство.