Как воспитать ниндзю

Это было для нее как удар боксера. Она отлетела. Она что-то заподозрила. А зря, надо было раньше, когда мой отец стоял внизу полчаса и что-то слезно меня упрашивал, одетый графом. И это после того, что я тут натворила.

Я становилась сама собой, хоть лицо осталось тем же. Может, изменились глаза?

Она в шоке дернулась, мгновенно замолкла и отшатнулась, будто ее оглушили по голове. Я еще ничего не сказала. По лицу ее растекалось бледность, она боялась поднять глаза, рот раскрылся, губы у нее дрожали. И она тщетно пыталась что-то сказать жалостливое, глаза растеряно метались и слезились, – она, очевидно, поняла, что сильно ошиблась. Она меня дико боялась.

Я заговорила, когда они странно дрожали и переживали свою фатальную ошибку.

- Выкиньте ее из поместья, – медленно и равнодушно сказала я телохранителям, сбрасывая, наконец, надоевшую до ужаса маску веселой служанки. – И если еще раз она появится здесь, убейте ее.

Мне не надо было ни повторять дважды, ни даже больше думать о ней – я знала, что приказание будет выполнено беспрекословно и абсолютно точно, и о ней можно забыть. Я еще заметила краем глаза, как она выглядит сейчас. Хоть это было сказано тихо, у той экономки, кажется, отнялись ноги. Она что-то бормотала, но я лишь брезгливо махнула рукой, тут же забывая о ней.

Она меня не трогала – я уже давно решила ее сменить, как только увидела, как она правит и каково здесь состояние дел. Я не была бы самой собой и никогда бы не достигла с нуля такого состояния, если б не разбиралась в людях. И если б не меняла бы везде и всюду все по своему, везде расставляя специально подготовленных и подходящих к этому делу людей. Люди решают все, они наш лучший капитал – внушал мне мой воспитатель-китаец.

- Королева... – отступая, прошептал дворецкий в священном ужасе. И кинулся со всех ног прочь. Он заорал остальным в ужасе. – Это и есть их главный управляющий!!!

Экономка только обречено пискнула.

Китаец и индеец мгновенно подхватили ее под руки. Мои личные телохранители, они давно привыкли подчиняться без слов и стерегли меня так, как тысячи псов охранять не могут. Я всегда удивлялась, как можно было не замечать, что они неотрывно находятся возле меня в любой обстановке. И что они цепко следят за тем, кто приближается ко мне, кто бы это ни был, и как бы это ни было глупо. И что от них дует смертью на любого даже безобидного слугу и служанку, даже подходящую ко мне десятки раз, как бы они не старались сдерживаться и успокоиться. Они прошли без малого десятки тысяч страшных боев как шпионы и бойцы, они были тренированы на Востоке как убийцы и телохранители одновременно, и они видели слишком много убийств и смертей, чтоб совсем не видеть в обычном похлопывании по спине вгоняемый нож или отравленную иголку. Слишком уж много они убивали так сами, чтобы не вздрагивать от тех же действий по отношению к родному ребенку.

Впрочем, если быть честным, был тренирован как убийца на Востоке лишь китаец, который считался лучшим императорским бойцом в гвардии самого императора. А индеец потом всему научился у него с удивительной ловкостью, когда прибился ко мне. Боец индеец был не менее страшный, орудовал томагавком и ножом он удивительно, крови на нем было даже больше, чем на китайце, ибо он всегда убивал белых. И впечатление они оба производили просто ужасающее, даже когда широко постоянно улыбались. Улыбки были добрые, индеец любил гладить по головке детей, но люди почему-то просто жались от них в стенки, даже не зная, кто они, хотя они оба были очень добрые.

От твоих ребят пахнет смертью – часто говорил мне отец, хоть на приемы их не таскай.

Индеец тот вообще не был у меня телохранителем – он сам взял на себя эти обязанности. Он был скорей моим индейским наставником и нянькой. Каждый знает, что у них слишком много достоинства, чтобы быть слугой, и они никогда не бывают слугами и рабами. Потому в Америку и стали завозить рабов. Он и не был у меня слугой. Он считал меня членом своего племени. Будучи однажды в Америке, я спасла его от расправы диких европейцев, почти полностью внезапно вырезавших его племя. Почти – потому что его, великого вождя племени, еще не успели добить. Я выходила его. Непонятно почему, узнав, что я сирота и подкидыш, он вдруг вообразил меня членом его собственного племени. Может оттого, что у него была когда-то связь с белой женщиной. И что такой умный ребенок не может быть белым. И что я послана ему Великим Духом. Мне было тогда пять лет.