– Все! С места не сдвинусь до скончания века!
Я огорчилась, тем более он сел на табуретке далеко от пирога, и сесть рядом было некуда... И не мог даже сказать слова...
Раздумывая, что же мне делать, я медленно и степенно отправилась к самому большому пирогу в полном одиночестве. Степенно раздумывая, что бы еще учворить и выкинуть такое, ведь натанцевалась так, что даже пошатывалась от усталости. И глубоко вздохнула, чтоб отдышаться...
Я оперлась о стенку возле пирога, не в силах не есть, ни стоять, ни сесть... Но веселье все бурлило во мне... Правда, я с тоской посмотрела на свои бальные тапочки, подошва которых была стерта до дыр, а в одной даже проглядывал большой палец. И вздохнула. Это были третьи...
– Устала, вертихвостка? – беззлобно хмыкнул появившийся Вооргот.
– Я сейчас тебя поймаю и... – весело пообещала ему я, теперь, из-за веселья и хорошего настроения, бурлившего во мне, нимало не смущенная его присутствием.
– ...и мы будем делать ЭТО вместе, – быстро подсказал Вооргот.
Я нахмурилась и насупилась, как леди.
А потом не выдержала, и снова расслабилась.
– Джекки устал, а больше никто не выдержал тридцати двух часов непрерывного веселья и танцев... – пожаловалась я. Столько прошло с тех пор, как я вышла танцевать в кимоно и снова подчинила себе замок. – Я перетанцевала со всеми, но они такие слабенькие, а у оркестра руки отваливаются, и они отказываются играть, как я не грозила скормить их тиграм...
– Конечно, столько танцевать и смеяться, дурно станет, – согласился Вооргот...
– Я так устала, что не могу даже дотянуться до пирога... – вздохнула я, пытаясь поднять руку... – А ты свеженький! – обвиняюще сказала ему я...
– Еще бы! – фыркнул Вооргот. – Я же не перетанцевал со всеми мужчинами и пацанами на бале, кто мог еще ходить... Просто удивительно, когда ты успела протанцевать с каждым еще и не один раз...
– Сколько тех кавалеров было, – отмахнулась я. – Тут всего чуть больше тысячи...
Вооргот отрезал мне самый большой кусок пирога...
– Вкусно! – сказала я, накидываясь. – Гооднааая... – объяснила я с набитым ртом.
– Еще бы! Больше трех суток на ногах, и полторы сутки только танцевать и не есть... Здесь все сошли с ума, если потакали такой юле и вертихвостке... В рот смотрели... И чего они тебя слушались? Такую вертушку?
Я не отвечала, зарывшись с носом в торт с высоким кремом. Пока не съела, а потом не запила подаваемым мне Воорготом компотом, чуть не захлебнувшись.
– Ой, а замурзалась как! – осудительно проворчал Вооргот, осторожно вытирая меня салфеткой, как ребенка.
Я прислушалась к себе – в набитом животе никто не порхал. Но в сердце все пылало так, что каждая клеточка была наполнена огнем, даже то, что я наелась не помогало сдержать стремления к нему на руки. От давления чувств в сердце мне просто срывало крышу, и она уносилась куда-то, несомая ураганом. А тело вообще жило отдельной жизнью – оно наполнилось чистым огнем, какой-то легкой чистотой. Оно растаяло. Вместо него был только бушующий огонь жизни.
Я так устала, что только покорно подставила ему щеки, чтоб он вытер, как маленькая девочка.
– И как можно было съесть пятикилограммовый торт одной? – качая головой, проговорил тот, глядя на мой выпятившийся даже под платьем животик.
– Ах... – вздохнула я. – Наелась... Теперь и поспать можно...
Но я еще хотела веселья и праздника, хотя другая часть хотела спать.
Глаза мои слипались, но я хохорилась.
– Еще буду танцевать!
– Давай-ка я отведу тебя к твоим, – вздохнул Вооргот. – А то ты уснешь прямо тут, а я не могу тут сидеть с тобой, мне еще надо кое-кого предупредить...
Я послушно дала себя поднять.
– Взять бы тебя на руки и отнести бы к себе... – вздохнул Вооргот. – Не могу дождаться нашей свадьбы...
– Так, я иду сама... – вырвалась я. – И не собираюсь я на тебе жениться!
– Угу, – хмыкнул. – Еще не хватало, чтобы ты на мне женилась! Выходи за меня замуж!
– Дудки, – сказала я, но нечаянно прижалась к нему. Почему-то ощущения счастья просто утопило меня.
– Ты не помнишь, но этого потребовали наши родители, чтобы о тебе плохо не говорили... Это нужно, чтоб о тебе плохо не думали... – уговаривал он. – Хотя бы на время бала все должны думать, что мы жених и невеста, а там уже думай, что хочешь...
Я вздохнула.
Мы вышли на балкон.
– Раз мы жених и невеста, мы должны постоять хотя бы постоять вместе, чтоб все это видели... – сказал Вооргот, беря меня за руку и широким жестом словно показывая всем, кто мог это видеть, кольцо на моей руке...
Была ночь. Ослепительно пахло матиолой и розами.
Я остановилась, с шумом вдохнув воздух.
– Вооргот, давай постоим немножко, – попросила я.
Он осторожно накрыл меня своим плащом...
– Не простынь, ты разгорячена...
Почему-то мне было так хорошо, что и не говори...
Я устала, но что-то пело и ликовало внутри.
Я стояла и смотрела, и могла стоять так вечно, чувствуя на плече его руку... Теплая волна колыхнулась в сердце и накрыла меня с головой...
– Впрочем, мы жених и невеста, никто нас не осудит, если мы постоим час наедине... – сказал вслух Вооргот.
Я согласно кивнула, теряя рассудок.