– Ты точно помнишь, что я невеста? – на всякий случай спросила я, запрокинув голову. Я согласилась с этим.
– Точно...
– Значит, ты мой жених? – спросила я.
– Абсолютно...
– И никто нас не осудит?
– Угу...
Я запрокинула к нему голову, подставив губы для поцелуя. Мама лучше знает. Спроси маму, и раз она сказала, значит так и нужно...
Огонь внутри из сердца вдруг вырвался навстречу и точно решил окончательно. Само тело растворилось в нем. Ревущая, бесконечная Ниагара пробудилась в сердце. Не было тела. Само тело стало любовью. Полностью, от начала и до конца, от каждой клетки, ног, рук, губ, глаз, оно просто стало самой любовью, нежностью, лаской, моим сердцем. И чистотой. Не было никакого значения, что было и будет – оно навсегда останется любовью. Не тело – а любовь. А движения тела – а лишь проявления любви: странные, непонятные, но лишь любовь без конца. Не было ни времени, ни пространства. Времени не стало, а пространство потеряло свое значение.
Было только чувство и только бесконечное чувство во мне, вместо меня, во всем.
Через сердце просто проглянула вечность и подала свой знак. Этот знак был пылающая любовь вместо тела. Так я ощущала себя.
Духом я просто отдала себя без остатка и слилась с ним. И все. Меня не стало. Я была любовью. И я была им. Я была самоотдачей. И была мощью. И была одним целым с ним. Как была счастлива со вселенной. Это еще была одна частичка меня. Никакой физиологии не было. Вечная игра бога, Радхи и Кришны. Нелепое проявление безумной страсти и сильное прекрасное чувство.
Просто близость проявляется по-другому.
Вооргот отшатнулся, сжав кулаки.
– Ууу... – сказал он, закусив губы и поднимая глаза к небу, так что скулы рук побелели. – Я не могуу...
Я обижено раскрыла глаза.
– Ты не можешь? Целоваться? – вспомнила я, что некоторые мужчины что-то не могут.
Вооргот только простонал, пытаясь удержать себя в руках. По нему ходили какие-то странные волны, но он словно пытался стоять смирно и вытянуть по швам, раз иначе не получается. Его дергало ко мне, и он взялся обеими руками за перила, словно они могли его удержать.
– Лу! – хрипло сказал он. – Отойди, иначе тебе будет плохо...
Я на всякий случай отошла, раз жених просит.
– Тебе плохо? – сострадательно спросила я. – Тебя стошнит?
– Нет, мне уже хорошо, – сказал он, с шумом выдыхая и закрывая глаза. Почему-то его буквально что-то изгибало.
Он вроде парочку только раз коснулся меня руками, а уже пробрался ими, скотина в мой ум – голова думает и только и думает об этом ублюдке. А ведь ум у меня не под платьем.
Постояв одна, я осторожно тихонько стала рядом с теплым женихом, от которого шел жар. Не зачем пропадать теплу – первое правило воина. И тихонько сбоку прислонилась к нему, не тревожа его.
Он вздохнул.
– Пошли...
Я обиженно взглянула на него.
– О Господи! – увидев мои обиженные громадные глаза ребенка, вздохнул он. – Ты обиделась! Не могу я тебя целовать, Лу, иначе будет как во время нашего танца...
Я подумала и согласно кивнула.
– Дети... И ничего не помнишь, да?
Я повеселела.
– Ничего не помнишь, когда дети... то-то мама не говорит ничего... – рассудительно проговорила я.
Он почему-то так странно взглянул на меня. Но, видно, это тоже надо. Я слышала, что влюбленные на друг дружку косо смотрят искоса. Я была довольна!
Я медленно шла, наслаждаясь ночью. Я хотела быть как настоящая невеста. И потому делала все как в книгах. Вооргот что-то заподозрил.
– Идем-ка домой, – строго, как мама, сказал Вооргот.
Я же медленно шла, оглядываясь, бормоча себе под нос...
– Может ты еще и сумасшедшая? – сострадательно и ласково устало спросил он.
Я обиделась.
– Не мешай... Я чувствую себя поэтом... Тут так хорошо... Только я никак не могу вспомнить, что же еще говорил ночью мне тот поэт, чтобы было по-настоящему.
Я вдруг обрадовалась.
– Вспомнила, – ласково сказала ему я. И, затравлено уставившись на него, я сделала умиленное лицо.
– Звезды как твои глазки, – мечтательно сказала я Воорготу.
– Аааа...
– Что с тобой? – мигом бросилась к нему. – Может, съел что-нибудь не то?
Ко мне мигом вернулась былая практичность.
– Может тебе промыть желудок? Я попрошу китайцев, они могут сделать это. Даже насильно...
– Нет-нет... – поспешно сказал Вооргот. – Это я восхищен стихами!!!!
– Я обижусь! – растеряно проговорила я.
– Я хочу знать имя поэта... Хочу пойти выразить ему свое восхищение...
– А почему у тебя такой вид, будто ты хочешь пойти и убить бедного Петрушку? – подозрительно спросила я.
– ...Нет, давай лучше классику, – примирительно сказал Вооргот.
Я наморщила свой могучий лоб, но как назло ничего в него не приходило.
– Мой голубь сизокрылый, – наконец вырвалось, нет – ласково сказала ему я.
– П-почему т-ты на меня так смотришь? – заикаясь, спросила я.
– Давай лучше молчааать... при луне... Оба!!! – наконец рявкнул Вооргот...
Я обиженно затихла.
А потом подняла на него уже заплывшие слезами глаза.
– Может, ты меня поцелуешь? – тихо моляще попросила я.
Он ахнул. А потом Вооргот подхватил меня на руки, крепко прижав к себе, и изо всех сил бросился бежать.