Читаем Как возникло человечество полностью

Такого же мнения придерживался С.Рейнак. „Табу, — писал он, — это преграда, возведенная против разрушительных и кровавых стремлений, являющихся наследством человека, полученным от животных" (1926, с. 16). На табу как на важнейшую социологизирующую силу указывал Г.Вебстер (Webster, 1942, р.373). Известную ценность представляет ряд замечаний о табу, высказанных З.Фрейдом (1922), хотя в целом его взгляды по этому вопросу являются совершенно для нас неприемлемыми. „Табу, — писал он, — представляют собой очень древние запреты, когда-то извне наложенные на поколение примитивных людей, т. е. насильственно навязанные этому поколению предыдущим. Эти запреты касались деятельности, к которой имелась большая склонность" (с.45; см. также с.48).

В табу З.Фрейдом была отмечена одна важная особенность, мимо которой прошли многие другие исследователи.

„Если мы не ошибаемся, — писал он, — то понимание табу проливает свет на природу и понимание совести. Не расширяя понятия, можно говорить о совести табу и сознании вины табу после нарушения его. Совесть табу представляет собой, вероятно, самую древнюю форму, в которой мы встречаемся с феноменом табу" (с.79; см. также с.42–43).

Обуздание зоологического индивидуализма, как указывалось, немыслимо без самообуздания. Табу, являясь средством обуздания животного эгоизма, должно было обязательно быть и средством обуздания индивидом своих собственных зоологических инстинктов. Не сознавая прямо потребность, нашедшую свое выражение в табу, как свою собственную, коллектив осознает ее как таковую косвенно, опосредствованно — путем осознания как своей собственной потребности соблюдения табу. Осознание коллективом потребности соблюдения табу как своей собственной предполагает превращение ее в потребность каждого из членов коллектива. Возникновение первых табу означает появление у членов коллектива, кроме биологических потребностей, новых, социальных, появление первых зачатков чувства долга и совести. Человек воздерживается от нарушения табу не только потому, что боится навлечь на себя опасность, по и потому, что этого требует от него коллектив, потому, что он ощущает это как свой долг перед коллективом. К соблюдению табу формирующегося человека принуждал не только страх, но и зачатки долга и совести.

Моральные табу прежде всего были средствами обуздания и самообуздания животного индивидуализма. Отсюда следует, что основная масса моральных табу возникла в период обуздания зоологического эгоизма, в период первобытного стада. С завершением процесса обуздания зоологического индивидуализма вновь возникающие моральные запреты постепенно перестали носить характер табу, стали обычными нормами нравственности. Начали терять всякое значение и постепенно исчезать возникшие в период первобытного стада этические табу. Однако этот процесс затянулся на многие тысячи лет. Возникшие в первобытном стаде и в течение десятков и даже сотен тысяч лет существовавшие в нем моральные табу не могли не оказаться необычайно живучими. Многие из них в преобразованной форме, в виде различного рода пережитков сохранились вплоть до наших дней и были зафиксированы этнографами. Это обстоятельство делает попытку восстановить отношения, существовавшие в первобытном стаде, не таким уж безнадежным делом, как это может показаться.

К этому следует добавить, что производственная необходимость в обуздании зоологического индивидуализма, проявляясь в практической деятельности людей, отражалась и закреплялась в форме не только этических табу, но и различного рода обычаев, обрядов, убеждений, верований. Эти сформировавшиеся в первобытном стаде и существовавшие в нем на протяжении сотен тысяч лет сравнительно немногочисленные обряды, обычаи и верования оказались в большинстве случаев столь прочными и живучими, что, как и этические табу, не смогли исчезнуть в течение того сравнительно короткого периода времени, который прошел с момента смены человеческого стада родовой коммуной, и сохранились в виде различного рода пережитков кое-где до наших дней, причем иногда даже у народов, достигших высоких ступеней развития.

Огромный фактический материал, накопленный этнографической наукой, представляет собой важнейший источник, дающий возможность восстановить историю первобытного человеческого стада. Однако к этому материалу нужно относиться с осторожностью. Не следует забывать, что ни одно этическое табу, ни один обряд, обычай, верование, возникшие в первобытном стаде, не могли дойти и не дошли до нас в своем первоначальном виде. Важнейшей задачей является поэтому восстановление по сохранившимся до нашего времени пережиткам этих явлений их исходной формы, очищение их от позднейших наслоений, реставрация утраченных моментов, выявление их первоначального смысла.

Перейти на страницу:

Похожие книги

60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1
Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1

Данная книга является первым комплексным научным исследованием в области карельской мифологии. На основе мифологических рассказов и верований, а так же заговоров, эпических песен, паремий и других фольклорных жанров, комплексно представлена картина архаичного мировосприятия карелов. Рассматриваются образы Кегри, Сюндю и Крещенской бабы, персонажей, связанных с календарной обрядностью. Анализируется мифологическая проза о духах-хозяевах двух природных стихий – леса и воды и некоторые обряды, связанные с ними. Раскрываются народные представления о болезнях (нос леса и нос воды), причины возникновения которых кроются в духовной сфере, в нарушении равновесия между миром человека и иным миром. Уделяется внимание и древнейшим ритуалам исцеления от этих недугов. Широко использованы типологические параллели мифологем, сформировавшихся в традициях других народов. Впервые в научный оборот вводится около четырехсот текстов карельских быличек, хранящихся в архивах ИЯЛИ КарНЦ РАН, с филологическим переводом на русский язык. Работа написана на стыке фольклористики и этнографии с привлечением данных лингвистики и других смежных наук. Книга будет интересна как для представителей многих гуманитарных дисциплин, так и для широкого круга читателей

Людмила Ивановна Иванова

Культурология / Образование и наука