Как все было, когда не стало прошлого

- Нет, - ответил Халдерсен. - Мы будем жить вместе. Мы научим этого несчастного блаженству забвения, а потом сообща разделим нашу новую радость. Мы люди. Мы обладаем способностью прощать даже закоренелых грешников. Где этот порошок? Кто-то говорил, что нашли лекарство. Сюда. Сюда. Кладите. Так. Братья и сестры, покажем же этой темной, заблудшей душе путь к спасению. Так. Так. Дайте мне, пожалуйста, воды. Благодарю. Сюда, Скиннер. Поставьте его на ноги, будьте добры. Держите его за руки. Как бы он не упал. Минутку, я найду нужную дозу. Так. Так. Сюда, Скиннер. Прощение. Сладостное забвение.

***

Работать вновь было так хорошо, что Мюллер не мог остановиться. В субботу к полудню студия была готова. Он уже давно в подробностях продумал скелет первой фигуры. Теперь все зависело только от его усилий и времени. Скоро ему будет что показать Кастину. Он заработался до поздней ночи, соединяя арматуру и наскоро проверяя последовательность звуков, которые должна была издавать скульптура. Ему в голову пришло несколько интересных идей насчет звуковых триггеров - устройств, включающих звук при приближении зрителя. Кэрол была вынуждена напомнить ему про ужин.

- Не хочу отвлекать тебя, - сказала она, - но, похоже, если этого не сделать, сам ты не остановишься.

- Извини. Восторг созидания.

- Оставь немножко энергии на другие дела. Есть и другие восторги. Хотя бы восторг от еды.

Она все сготовила сама. Великолепно. Он снова вернулся к работе, но в половине второго Кэрол снова отвлекла его. Теперь он и сам подумал, что надо кончить. Он с лихвой отработал дневную норму и был покрыт благородным потом, который выступает, когда работаешь на совесть. Две минуты под молекулярным освежителем - и пота как не бывало, одна лишь прекрасная усталость выложившегося виртуоза. Он не ощущал такого вот уже год.

Наутро его разбудила мысль о неоплаченных долгах.

- Роботы все еще здесь, - сказал он. - Они не ушли. Да и с чего бы это? Даже если во всем городе замрет жизнь, никто ведь не прикажет роботам угомониться.

- Наплюй на них, - сказала Кэрол.

- Что я и делаю. Но не могу же я наплевать на долги. Расплачиваться-то все равно придется.

- Ты же работаешь. У тебя будут доходы.

- Ты знаешь, сколько я должен? - поинтересовался он. - Почти миллион. Если в течение года я буду создавать по скульптуре в неделю и продать их по двадцать кусков за каждую, я сумею расплатиться со всеми. Но я не могу работать с такой скоростью, да и рынок не сможет поглотить столько Мюллеров, а Пит, определенно, не станет покупать их все в счет будущей продажи.

Он отметил, как потемнело лицо Кэрол при упоминании о Пите Кастине.

Он сказал:

- Знаешь, что я сделаю? Сбегу в Каракас, как и собирался до всех этих фокусов с памятью. Я буду работать там и переправлять все, что сделаю, Питу. Возможно, года за два-три я сумею расплатиться с долгами по сто центов за доллар и спокойно вернуться сюда. Как ты думаешь, это возможно? Я хочу сказать, если смоешься в оазис, неужели тебе на всю жизнь забьют все кредиты, даже если ты потом заплатишь все, что должен?

- Не знаю, - ответила Кэрол как-то издалека.

- Надо будет узнать попозже. Главное - что я снова работаю, и должен отыскать местечко, где меня не будут дергать. А там я со всем расплачусь. Мы ведь едем в Каракас вместе, так?

- Может, мы никуда и не поедем, - ответила Кэрол.

- Но как же...

- Ты ведь собирался сейчас работать?

Он принялся за работу, составляя при этом мысленный список кредиторов и мечтая о том дне, когда каждое имя будет перечеркнуто жирным крестом. Когда он почувствовал голод, он вышел в гостиную и обнаружил там мрачно сидящую в кресле Кэрол. Глаза ее покраснели от слез.

- Что случилось? - спросил он. - Не хочешь в Каракас?

- Пауль, пожалуйста... давай, не будем об этом...

- У нас действительно нет выбора. Ну, то есть, если только мы подберем другое место. Сан-Паулу? Спалато?

- Не это, Пауль.

- Тогда что же?

- Я начинаю вспоминать.

Воздух отхлынул, и он очутился в пустоте.

- Ох... - выдохнул он.

- Я помню ноябрь, декабрь, январь. Твои сумасшедшие поступки, обязательства, финансовую путаницу. Наши скандалы. Ужасные скандалы.

- Господи.

- Развод. Я помню, Пауль. Это началось еще той ночью, но ты был так счастлив, что мне не хотелось ничего говорить. А утром все стало еще яснее. Ты так ничего и не помнишь?

- Начиная с октября - ничего.

- А я помню, - произнесла она потрясенно. - Ты ударил меня, ты знаешь это? Ты укусил мои губы. Ты швырнул меня так, что я ударилась о стену вот здесь, и ты бросил в меня китайскую вазу, и она разбилась.

- Господи!