СТЮАРТ: Каждое утро, когда Оливер уезжает, она выходит и подметает улицу. Сначала тротуар, а потом еще немного мостовую. Так тут делают все хозяйки. Для чего? Чтобы сэкономить муниципальные затраты на уборку улиц? Ума не приложу. Младенца сажает в высокий стульчик и оставляет на пороге. Не знаю, мальчик это или девочка, и знать не хочу. Он у нее в тени, но так, чтобы видна была мать и чтобы не долетала пыль. Она метет и то и дело оглядывается, мне видно, как шевелятся ее губы, она что-то говорит ребенку. Подметет — и уходит обратно в дом со своим младенцем и со своей шваброй.
Не могу этого видеть. Когда-то это было мое будущее.
ДЖИЛИАН: Кажется, получается. Может быть, это как раз и нужно Стюарту. И во всяком случае, это все, что я могу. Жутко думать, как он сидит у себя в номере через дорогу и грустит.
Я начала вчера вечером и еще добавлю сегодня. А завтра утром испытаем. Стюарт смотрит, когда Оливер уезжает на работу, я заметила его в окне. А Оливер всегда поднимается раздраженный, если была его очередь вставать ночью и менять пеленки Софи. В такие дни я обычно стараюсь с утра держаться от него подальше — обычно, но не завтра.
У большинства людей бывает так: если сделали что-то дурное и их за это упрекают, они злятся. Это нормально. А у Оливера все задом наперед. Если его упрекаешь за что-то, в чем он действительно виноват, он хитро улыбается и чуть ли не готов похвалить тебя за догадливость. А по-настоящему бесит его, когда упрекают за то, чего он не совершил. Он словно бы думает: черт, ведь можно было это сделать, вот досада. Раз меня все равно подозревают, почему бы мне было не заслужить упрек или хотя бы сделать попытку? Словом, он злится отчасти из-за того, что упустил шанс.
Вот почему я выбрала Симону. Это такая серьезная французская девочка с постоянно чуть нахмуренными бровями. Для этих обаяние Оливера не существует. На празднике по случаю окончания четверти мне показали на нее как на ученицу, которая как-то попробовала при всем классе сделать ему замечание по английскому языку. Ему это, конечно, не могло понравиться.
На ней я и остановила выбор. И по-моему, удачно.
Кстати: как вы думаете, Оливер был мне верен все это время после женитьбы? Простите, это я так, между прочим.
Из моего замысла вытекают разные сложности. Во-первых, если все получится, нам, по-видимому, придется из этой деревни уехать. Ладно, это можно будет устроить. Во-вторых, надо ли Оливеру все рассказать потом или хоть когда-нибудь? Поймет ли он или же проникнется ко мне еще большим недоверием? Если он узнает, что я сделала это нарочно, может быть, он навсегда перестанет мне доверять.
Есть и еще одна опасность. Но нет, я уверена, что смогу возвратить нашу жизнь в прежнее состояние. Я умею наводить порядок, в этом я специалистка. Зато мы освободимся от Стюарта, и Стюарт освободится от нас.
Я, конечно, всю сегодняшнюю ночь глаз не сомкну. Но сегодня очередь Оливера менять пеленки Софи.
Все это мне очень неприятно. Но если я буду и дальше об этом думать, мне может стать так противно, что я вообще все брошу и не доведу до конца.
СТЮАРТ: Я застрял. Не могу сдвинуться с места, как парализованный. Они гасят свет где-то между 11.45 и 11.58, и тогда я выхожу пройтись. А все остальное время стою у окна. Стою и смотрю. И думаю, что когда-то это было моим будущим.
ДЖИЛИАН: Меня охватывает страх. Или может быть, правильнее сказать: дурное предчувствие? Нет, именно страх. Я боюсь вот чего: как бы то, что я собираюсь показать Стюарту, не оказалось правдой.
ОЛИВЕР: А знаете, что я думаю? По-моему, на Дороге Жизни должны быть дорожные указатели: «Камнепад», «Земляные работы», «Опасность затопления». Да, дорогу может затопить. Такие знаки должны быть у каждого поворота.
СТЮАРТ:
Я выхожу пройтись. После полуночи.
ДЖИЛИАН: Когда я была маленькая, папа мне говорил: «Не надувай губы, не то ветер переменится». Что, если теперь переменится ветер?
ОЛИВЕР: О Господи!
Да, конечно, я виноват. Я не должен был так поступать. Больше этого не случится. Я же не такой на самом деле.
С другой стороны, я бы с удовольствием, ей-богу, рванул, не сбавляя скорости, мимо Тулузы и никогда бы не вернулся назад. Все, что говорят про женщин, — правда. Рано или поздно все оказывается правдой.
Она доводила меня день за днем. Прямо как в… можете, если угодно, сами проставить название оперы по своему усмотрению. Мне осточертело за вас стараться.
Она устала. Ну и я устал, что дальше? Кто всю эту неделю как проклятый вставал по ночам на горшечное дежурство? Кто часами мается в автомобильных пробках? И меньше всего мне хочется, возвращаясь домой, попадать в лапы испанской инквизиции.