Таким образом, сама логика исследований привела Бронислава Бачко к изучению Французской революции. «Революционный период, — отмечает он, — в определенном смысле заставил воспринимать себя как гигантскую мануфактуру идей, образов и людских судеб». Одной из таких идей была как раз родившаяся на стыке утопии и Революции мысль о необходимости создания «человека обновленного», амбициозность и размах которой нередко завораживали историков[253]
. Отсюда тот интерес, который возник с 1980-х годов к революционным проектам и реформам в области образования и просвещения[254]. Не избежал этого интереса и Б. Бачко: в 1982 г. он опубликовал сборник текстов[255], со страниц которого звучали слова Робеспьера и Сен-Жюста, Мирабо и Талейрана, Кондорсе и Ромма. «С самого начала, — подчеркивал автор, — в Революции проявлялось ее педагогическое призвание — обновить Нацию и сформировать новый народ, и эта миссия содержала в себе непреодолимое очарование для сменявших друг друга властей. В этом легко узнается наследие Просветителей: речь здесь идет не столько об идеях, заимствованных из того или иного произведения, сколько о восприятии педагогического порыва, пронизывающего все Просвещение, его мечты о создании новых людей, свободных от предрассудков и улучшенных настолько, насколько это позволяло их время». И далее, вплоть до наших дней, «Революция и культура», «Революция, показанная через культуру» остаются в числе любимых сюжетов автора. Не случайно, на мой взгляд, одну из более поздних статей он начнет словами депутата Конвента Дону, сказанными в октябре 1795 года: «Культура повторяла на протяжении трех последних лет судьбу Национального Конвента. Она стенала вместе с вами от тирании Робеспьера, она восходила вместе с вашими коллегами на эшафоты... »[256].Тема утопии выводила Б. Бачко и на другой более широкий контекст — контекст изучения явления, которое в русской традиции обозначается несколько неуклюжей конструкцией «социальная система образов». Ей и была посвящена новая книга[257]
. «Утопии, — вспоминал автор позднее, — это своего рода вехи, чрезвычайно полезные для того, чтобы выявить горизонт личных и коллективных ожиданий эпохи. Вехи ненадежные, нередко обманчивые, но тем не менее вехи. Будучи банальными или экстравагантными, радикальными или оппортунистическими, интеллектуальными играми или проектами социальной реформы, утопии — это те места, где проявляется социальная система образов». Для Б. Бачко «социальная система образов» — это те идеи и те образы, посредством которых общество познает само себя, свои внутренние противоречия, свою идентичность. Это отнюдь не только утопии, но и многое другое, включая коллективную память. И не в последнюю очередь здесь оказывается важным направленное внешнее воздействие, в том числе со стороны государства: через систему запретов, пропаганду, насаждение определенной идеологии.Так постепенно выкристаллизовывались те темы, над которыми Бронислав Бачко будет работать в последующие годы на стыке изучения Просвещения, утопий, «социальной системы образов» и Французской революции. «Как и когда и идея становится движущей силой политических, культурных и социальных изменений? Этот вопрос привел меня к тому, чтобы отложить в сторону утопические тексты восемнадцатого века и, в общем-то естественным образом, заняться революционным периодом, заинтересоваться утопическими идеями-образами, переработанными и трансформированными революционным опытом». И если в начале этого пути данная тенденция — взгляд на Революцию через утопии и Просвещение — была достаточно очевидна[258]
, то едва ли многие предполагали, что всего через несколько лет Б. Бачко увлечется другим сюжетом, посвященным традиционно маргинальному и на первый взгляд никак не связанному с его предыдущими трудами периоду Французской революции — Термидору[259].