Как выжить евреям

Разгром Еврейского антифашистского комитета, кампания против «космополитов», наконец, «дело врачей» – все это было. Но все это диктовалось в большей степени не собственно антисемитизмом (хотя и этот элемент, по свидетельству Светланы Аллилуевой, присутствовал), а теми или иными политическими, ситуативными факторами. Никто, на мой взгляд, лучше историкаархивиста Геннадия Васильевича Костырченко в книге «Тайная политика Сталина» не показал, что антисемитизм в политике Сталина был инструментом, а «не самодовлеющей проблемой или целью политики». И это отличало его от Гитлера. Тот был органически не способен допустить участие не только еврея, но и получетверть еврея в сферу его личных или национальных интересов. Но все же в одном случае он изменил себе: он знал, что бабушка Гейдриха – Сара Гейдрих была еврейкой. Гейдрих знал, что это известно Гитлеру, знал, что у Гиммлера в сейфе досье на него, содержащее этот ужасный компромат. И опытный «душевед» Гитлер именно Гейдриху поручил осуществление холокоста. И не ошибся.

Гитлер был убежден, что не классы, а расы – двигатель исторического процесса. Увлечение идеями расовой чистоты было также распространено в годы его молодости, как в наши дни борьба за чистоту окружающей среды, и поклонники идей расового превосходства арийцев были во множестве в Германии и в Австрии. Гитлер ментально был взращен на этой почве. Он восхищался евреями в негативном смысле. Он говорил об их спаянности, их расовой чистоте, о способности проникновения этой «бациллы» в другие этнические организмы, параноидально улавливал еврейские черты, вглядываясь в лица, портреты, фотоснимки. Личный фотограф и старый друг Гитлера Генрих Гофман пишет в мемуарах, что фюрер включил его в состав свиты Риббентропа, когда тот отправился в Москву заключать пакт Молотова – Риббентропа, со специальным заданием: сделать в разных ракурсах несколько фотографий Сталина, чтобы он по ним мог определить, присутствует ли «еврейская кровь у советского лидера». Гофман выполнил это поручение, и Гитлер удостоверился в нееврействе Сталина.

* * *

В своих дневниках любимец и конфидент Гитлера, его архитектор и министр вооружений Альберт Шпеер вспоминает один эпизод, относящийся к концу ноября 1942 г.

Это было время надвигающейся сталинградской катастрофы, усиливающихся бомбежек Германии, наметившегося поражения в Африке (прорыв Монтгомери к Эль-Аламейну). Углубляющаяся депрессия владеет фюрером. Угрюмый, он покидает ставку в Восточной Пруссии и устраивает себе передышку: на несколько недель приезжает в любимый Бергхоф и вызывает туда Шпеера. Он любит прогулки с ним, во время которых выговаривается. С ним, единственным из соратников, он так откровенен.

Как в «волшебной камере» героя «Театрального романа» Булгакова, вижу эту прогулку, как ее описал Шпеер. Мрачный, темный зимний снежный день, мрачный подавленный фюрер, мрачные сводки с фронтов. Двое бредут в сопровождении любимой собаки Гитлера Блонди в направлении к Чайному домику – месту его отдохновения. На Гитлере старая велюровая шляпа, мешковатый дождевик, в руках трость (есть фотография одной из таких их прогулок вдвоем). Поначалу их сопровождает Борман, но Гитлер сказал, чтобы он оставил его вдвоем со Шпеером. Сначала он угрюмо молчит. Вдруг поворачивается к Шпееру, как бы ища его молчаливого сочувствия: «Я хочу поговорить немного». Замолкает. Через несколько минут взрывается: «Как я ненавижу Восток, ненавижу снег, ненавижу зиму, не могу видеть снег!» Внезапно он останавливается и говорит, опершись на трость: «Шпеер, вы мой архитектор. Вы знаете, что я всегда хотел быть архитектором, – его голос падает, будто он обессилел. – Мировая война (он имеет в виду Первую. – Я.Р.) и криминальная Ноябрьская революция воспрепятствовали этому. Иначе я был бы сегодня ведущим германским архитектором, как вы теперь. Но евреи! Девятое ноября (провозглашение республики 9 ноября 1918 года. – Я.Р.) было следствием их заговора». Шпеер вспоминает: «Старый, уже побежденный человек стоял здесь, в снегу, беспомощно выговаривая накопившуюся горечь, отравляющую его ненависть, ярость». Он возбуждается, приходит в раж. Голос усиливается, переходит в стаккато: «Это сделали евреи. Они организовали саботаж с поставкой боеприпасов! В моем полку сотни солдат были убиты. Евреи сделали так, что я пошел в политику».