Как выжить в современной тюрьме. Книга вторая. Пять литров крови. По каплям

Спичечный коробок на веревке, висящий отвесом под дубком. Разнокалиберная посуда — от одноразовых тарелок до керамической чайной кружки, украшенной рельефами русского воинства. Хлеб, мякоть которого напоминает древесную труху. Жуткая матерчатая, фантастически грязная шторка, закрывающая дальняк. Спасибо еще, что такая есть, могло вообще никакой не быть. Два-три раза в день — засор в туалете. То ли от холода, а может быть, оттого, что бросали туда всякую дрянь. Когда вода с фекалиями начинала переливаться через край, стучали в дверь и кричали: «Старшой, неси “машку”, а то все затопим!»

За тормозами смачно и неприязненно матерился старшой, и через несколько минут через кормяк в камеру влезала метровая металлическая труба, с одной стороны обрамленная ручкой, с другой — резиновым кругом. Этакий местный дикий вариант вантуза. Толпа желающих у туалета — именно после проверки. Видимо, вид брянских милиционеров провоцировал отправление естественных надобностей. И крики: «Кипит, кипит! Чей литряк?» Хозяин литряка, не то увлекшийся игрой в нарды, а может быть, занятый разговором, но, как правило, прозевавший момент кипения, вздрагивает и спешит забрать кипяток и бросить в него чай.

Если в московских централах еще попадались тазы и ведра, сделанные из пластика, то в провинции их место прочно занимал металл. Металлический таз, напоминающий гигантскую шлемку, совершенно непонятным образом лопнувший в районе дна и хитро отреставрированный тканью, и бак для воды, он же для стирки, он же для всех других надобностей, с неработающим краном внизу и крышкой наверху. И точно такой же, явно его дедушка, убитый до предела, используемый в качестве мусорного ведра, упорно называемого охранниками сорным.

И курят, курят все, как перед расстрелом. Нервы, холод, голод. Белья уже нет, нет одеял, остались только матрасы и подушки. Вид у них такой, как будто они, честно отслужив свой срок, еще пять месяцев провалялись на помойке, затем кем-то были оттуда извлечены и приспособлены для местных условий. После чего на них умерла минимум пара человек.

С шутками и прибаутками вроде «за хорошее зрение — денежная премия», «игра Раисы Горбачевой и Аллы Пугачевой» он пристроил три стакана от запариков на бетонный пол, закинул в один из них поролоновый шарик и стал играть в наперстки. Поразительно не то, что за его манипуляциями следила вся камера, это как раз нормально, а что зеки, уже получившие срок, а некоторые отсидевшие в тюрьме, втянулись в игру и, конечно, проигрывали. Все-таки феномен Ивана-дурака неистребим. Воздух у нас такой, что ли, или вода? Смешно, но тот же наперсточник, оказавшийся в схожей по характеру ситуации, поведет себя точно так же.

Рассказывал один местный:

— Двое попадают в страшную аварию. Водитель-мужчина и женщина на кресле пассажира с полной трехлитровой банкой молока. Машину выбрасывает в кювет, ее крутит, бьет, корежит. Шофер и женщина живы. Мало того, абсолютно целы, ни царапины. Мало того, банка с молоком в руке не разбилась.

Пауза.

— Стоило женщине пошевелиться, как банка лопается, окатывая ее молоком.

На дальняке всегда висят сеансы. И всегда находится кто-то, кто прижигает сигаретой или царапает интимные места дам на фотографиях. В семье не без маньяка. Маньяки среди нас! Они хитры и скрытны.

Был такой концерн, назывался то ли «Антей», то ли «Атлант», а может, «Ант». Под видом металлолома продавали за границу танки. На втором или третьем составе, прямо на границе, их арестовали. Один из участников взял на себя все. Сел. Сидел на Матроске, на большом спецу, один в хате. Говорят, держал один пять дорог. Одна из них была «большая дорога». Вышел. Друзья ему вернули его долю, но в бизнес уже не взяли. Он и решил открыть свое дело. Взял компаньона. Распределение было такое: он — деньги, компаньон выполняет всю работу. Примерно через год компаньон посчитал так: раз он делает все, ему второй просто не нужен. Подумал и заказал его. Произошло все, как в криминальном кино: расстрел в подъезде, семь пуль в теле, три из которых в голове. Выжил. Оклемался, решил все свои проблемы с компаньоном и открыл свой клуб. От ранений осталась только странная манера: говорил он, практически не разжимая челюстей. Через год умер от туберкулеза. Сгорел сразу.

И вновь баня. Клубы пара. Раздевались и вешали одежду прямо в душевой. Хорошо еще, крючки на стенах были. Над ними — зачем-то пристроенный козырек, вроде как навес от дождя. Я задрал голову и посмотрел на потолок. Прямо надо мной полая труба уходила вверх. Через нее виднелся кусочек неба. Такой местный вариант вентиляции. С трубы прямо в глаз капнула вода — не задирай голову, где не следует!

И безумный запах какой-то химической дряни явно дезинфицирующего свойства. А стены бани украшены сотнями надписей. Тут и просьбы, и попытки найти кого-то. Ничего удивительного, это же пересыльная тюрьма.

Потребляет все: и белый, и винт, и план, и колеса. Говорят, очень любит грибочки. Скажи ему, что говно кайф дает, будет и говно по вене пускать.