Как взрослые (СИ)

— Мама, я хочу мороженого, то, с ананасом. И шоколадом, чтобы полили. Можно, да? — невпопад произнес Тим, когда прибежал к их столику, раскрасневшийся и счастливый.

Костя потрепал сына по волосам, а затем посмотрел на меня. В ореховых глазах с искрой внутри, солнечной вспышкой, торжествовали лето и покой. И я постаралась сохранить эту пасторальную картинку у себя в памяти навсегда. Мы и лето, солнечное и бесконечно теплое. С ветром из прошлого, что отдался свистом в ушах и унесся прочь. Мы у реки — на разных берегах и на одном. Речушка вначале мелководная, пополнялась дождями и чувствами — все ценное хранится в ее глубинах. И мы сохраним его. На сегодня, завтра и послезавтра. Со временем сотрется все, останется только лето, ветер, река и мы. Это «мы» хочется повторять вновь и вновь. Как и любить тебя день за днем…

[1] Строчка из песни «Сид и Нэнси» группы «Lumen».

Эпилог. Прощание

Кирилл, 21 год (отрывки из дневника)

(без даты)

Жизнь, как калейдоскоп кадров на экране. Порой они мрачные, порой яркие и сочные, но каждый раз разные. Когда я впервые увидел сына, он казался крошечным инопланетянином (родился недоношенным и, казалось, весь состоит из стекла, а не плоти). Взглянул на меня своими глазищами в пол-лица, даже как-то накуксился, мол, че надо, дядя. Я не стал тонуть в любви, присюсюкивать, а просто внимательно смотрел на него. Он смотрел в ответ. Это был самый необычный и интересный диалог в моей жизни. Тим все понимал, этот кроха, понимал намного больше, чем все взрослые вместе взятые. И тогда я понял: мы глупцы. Я — актер на экране, жизнь — режиссер в поисках вдохновения, а Тим — это не новый сюжетный поворот, это открытие, это кульминация. И все, что раньше транслировалось на экране, — унылая мыльная опера, затянувшаяся на двадцать лет…

Лёля часто хмурилась в то время. Я как-то пошерстил справочники и интернет и ознакомился с таким понятием как «послеродовая депрессия». Она крепко прижимала его к себе и укачивала на руках, а в глазах стояли слезы. Она срывалась на меня по поводу и без, часто упрекала или обвиняла. Я боялся, что Тимур для нее обуза. Да и мне самому так казалось, до того момента, пока я не увидел его.

…Насчет имени у нас разгорелся отдельный спор. Лёля хотела чего-то простого и прозаичного вроде Саши или Лёши. Я настаивал на Тимуре. В итоге она сдалась, что на нее совсем не похоже.

— Когда вы с Ритой собрались пожениться?

— Не знаю, — честно ответил я.

— Мне кажется, она должна знать. Да и родители твои, наверное…

— Нет, давай пока не будем говорить, хорошо?

Хотелось найти подходящее время. Хотя кого я обманываю, хотелось, чтобы два этих мира не соприкасались.

Кирилл, 21 год (последняя запись)

(без даты)

Я не останусь здесь. Я не останусь с ней, с ними, в этом своем лживом насквозь мире. Не могу видеть Риту, родителей и даже Костю. Чувствую себя обманщиком и подлецом. Такой и есть. Хочется другого. Эй, Кир, помнишь ты мечтал о другом? Свободе, попутном ветре и любви? Нет, абсолютной свободы не существует, это иллюзия. Путы, оковы, ошейники — это наш удел. Кто-то водит нас на поводке, кто-то защелкивает наручники и выкидывает ключ в реку. «Ты мой, тебе не уйти». И это чувство добровольного рабства и невозможности вписаться в порядок вещей давит на меня, кажется, с самого детства. Костя… Нет, я не хочу о нем. Он другой, и сравнивать нас глупо. Впервые я задумался о перемене мест, хотя знаю, что это как перемена мест слагаемых в математике. Но с чем черт не шутит. Возьму с собой Лёлю, Тимку и уедем. Только бы она согласилась…

***

Если бы близкие люди Кира собрались вместе и решили написать ему прощальные письма (которые после обязательно сожгли бы, а пепел, вместо праха, развеяли по ветру), текст у них был бы примерно таким.

Прощальное письмо от Кости

Помнишь, ты так не хотел, чтобы все нас сравнивали. А сам постоянно продолжал это делать, не нарочно, мимоходом, но каждый раз оглядывался на меня. Тебе, возможно, казалось, что я правильнее, серьезнее, взрослее. Ты ошибался. Брат, я… трусливый, ворчливый, занудный. За любовь не боролся, сразу уступил. Жил в своей оболочке, не решаясь иногда снимать панцирь. Костюм — это уже вторая кожа, знаешь? Читая твой дневник, я понял, что ты стремился всю жизнь быть другим — праздником, вихрем, калейдоскопом. И ты, со своей своенравностью, легкомысленностью, был самым настоящим в мире подделок.

Взрослый мир — это скопление людей, изображающих взрослых и умных. Словно есть определенный рубеж, пересекая который ты превращаешься во взрослого, меняешь сущность и себя. Даже память частично стирается, а затем, глядя на свои детские фото и слушая забавные истории от родителей, мы только смеемся — каким же глупым я был. Но это не глупость, это — жизнь. К сожалению, этот процесс необратим.