Понравился ты ему, что-то увидел Виктор Андреевич в тебе. Когда ты на соревнованиях начал проигрывать, он сильно переживал. Потом поручил узнать, что тренера тебе говорили перед схваткой, - Четвертый смотрел прямо в глаза Марату, совершенно не мигая, и от этого было неуютно. – Наконец сказал, что ошибся. Но не так уж много ошибся. Непобедимость твоя появляется, если только ты ради кого-то борешься. Как только начинаешь для себя что-то искать – сразу проигрываешь. Сначала тренер говорил тебе: выиграй схватку, чтобы школу не опозорить. А потом, когда уж пошел финал, начал внушать: еще чуть-чуть, и ты чемпионом станешь. Чемпионом целой страны, а это серьезная ступенька и заявка. И ты… сразу проиграл.
Марат не сразу понял, что ему протягивают. Это было похоже на какой-то толстый рулон бумаги. Только бумага даже на вид казалась дорогой, со многими нулями на картинках. Теплая, розово-красная, с прожилками, как сырой мясной рулет... Как лицо Славы-Слона, с которого только что смыли кровь.
Бери, - без единой усмешки сказал Голицын. – Ты это заработал, парень. Старался ради всех, и от всех же получил и оплату. Здесь не только мои деньги. Дед сказал проявить уважение, и от всех понемножку… Есть у него такой бзик, на уважение. Братство таки…
Марат протянул руку и взял из рук пожилого коммуниста этот рулон. Даже на вес было понятно – там много, очень много денег.
Езжай уж, чемпион, домой, - сказал Двадцать Четвертый. – Сходи в душ, полежи немного, радуйся жизни дальше. Девчонка то есть у тебя?
Марат неопределенно пожал плечами.
Найди, - серьезно сказал Владимир Владимирович. – На первую же попавшуюся не бросайся, ищи друга и товарища, только девчонку. Ну и нас не забывай, - добавил он, уже закрывая дверь машины за Маратом.
Забудешь вас, пожалуй, – проворчал Нечаев под нос, с удобством устраиваясь на заднем сиденье джипа.
И он был совершенно прав. Судьба свела его с «правой рукой» деда чуть ли не на следующий же день.
У Строма, как всегда вечером - было многолюдно, и немного накурено. Как обычно - включен телевизор, и конечно - с девками из Плейбоя. Но сегодня посреди большой комнаты стоял непривычно длинный стол, вокруг которого в беспорядке приютились разномастные стулья. Когда Марат вошел, то поразился новым лицам. Нет, конечно, и его товарищи здесь были. Комбат и Граф. Вдвоем. Точнее – втроем, потому что на коленях у Комбата, премило всем улыбаясь, сидела красавица Грошева. Граф же был один, и о чем-то увлеченно беседовал с явно крутыми мужиками, расположившимися на диване.
У этих мужиков были смутно знакомые лица, и Марат понял, по разговорам, что это тоже «графы». Из их школы, только некоторые закончили свою карьеру задолго до того, как сам Марат пошел в первый класс.
Еще был человек в кресле. Тот самый Голицын Владимир Владимирович, которого Нечаев видел у Деда, и с которым разговаривал после аудиенции с хозяином города. Необыкновенно странно было видеть его здесь. Откуда он взялся?
Ах, да, конечно, сообразил через минуту юноша. Стром же говорил, что вступил в организацию к коммунистам, а этот «Четвертый» - и был у здешних коммунистов за главного. Конечно, все просто и ясно…
Сам же хозяин гремел посудой на кухне. Слышались еще несколько женских голосов – очевидно, Строму помогали. Скорее всего – жены крутых мужиков.
Раздался короткий, тревожный звонок в дверь. Как будто человек, там, за дверью – до последнего сомневался – звонить или нет.
Марат сразу, восьмым чувством понял: это она. Выдохнул с облегчением. Пришла таки. Он все порывался прийти с Аней вместе, проводить и проконтролировать. Но на этот раз Травина уперлась намертво: нет, и всё. А если попробуешь – никуда не пойду.
Пришлось уступить, ради друга. Хотя как раз Стром посмотрел очень укоризненно, когда понял, что Марат пришел один. Пришлось довольно долго доказывать (хотя и сам сомневался) – придет. Обязательно. Не сомневайся…
Послышались щелчки замка, звуки открывающейся двери. Еще Марат услышал смех Травиной. Немного нервный, но вполне раскованный.
Юноша почувствовал, как внутри него всё подбирается. Он не знал и не представлял, как может выглядеть Аня. Воображение рисовало ему картинку, как войдет голенастое недоразумение, в коричневом бочкообразном платье, с непонятной прической, аляповатыми молодежными браслетами, и мамиными бусами из крупного янтаря на тощей шее…
Аня показалась в проеме двери в зал. Марат понял, что потерял дыхание, что он, черт побери, вообще не может дышать! Перед ним была вовсе не та зачуханная одноклассница, которую он видел на протяжении многих лет. О, нет… В комнату пружинистой походкой вошла юная девушка, уверенная в себе, в маленьком черном платье, по которому водопадом рассыпались волосы в мелких кудряшках. А ноги то какие! В черных изящных высоких ботиночках, и колготках со скромным узором, но выглядело это так, что все черти в тихих и глубоких омутах поперхнулись бы…