Как заключенные в раю (СИ)

Йоаким рассказал, как он познакомился с Джоном Норумом, который в итоге и предложил перейти к нему в группу. До этого они слышали друг о друге: Джон знал, что есть парень, который неплохо владеет игрой на клавишных, барабанах и гитаре, к тому же хорошо поет; Йоаким услышал, что норвежец Норум — виртуоз в плане игры на электрогитаре. Вот они и встретились ночью на перекрестке, поговорили, решили поработать вместе. Так и создали коллектив. А Ларссон, как оказалось, до этого играл еще в двух или трех группах. Но там как-то не сложилось. Мне было безумно интересно вникать в суть этой их рок-музыкальной жизни. Ведь ничего подобного в нашем районе не было. Эти ребята хотели войти в историю, мне Йоаким так и сказал, и я ему верила. Он умел убеждать.

В автобусе, под мерное укачивание, я задремала и даже успела увидеть сон. Мне совсем не понравилось, что главным героем в этом сне был Ларссон. Он, кажется, стал въедаться в мои мысли, а я остерегалась всего этого, потому что мне нужно было думать об учебе. Никаких увлечений. Никаких парней…

— Миа… Просни-и-ись… — мягкий ровный голос прозвучал над самым ухом, и в ноздри ударил легкий сливочный запах. Я облизнулась, поерзала и распахнула глаза, а, поняв, что привалилась к груди Йоакима, вскочила будто ошпаренная.

Я смотрела на него сама не своя. В полумраке автобуса он казался мне каким-то нереальным, будто только что пришел ко мне из того сна. От таких мыслей бросило в жар…

Я все таращилась на него, а он на меня. Не знаю, сколько это длилось, но парень вдруг подался ко мне, и вот этот легкий сливочный вкус я ощутила уже на своих губах. От ужаса, незнакомых ощущений и даже некоторой брезгливости меня подбросило на месте. Я оттолкнула руки Ларссона, которыми он обхватил мое лицо, отодвинулась, шумно сглотнула и пропищала:

— Что ты делаешь?

Боже, как мне было стыдно, как неловко от того, какими глазами на меня смотрел Йоаким. Он будто получил пощечину по лицу. Оскорбленный, ошеломленный, растерянный, но крайне надменный Ларссон буравил меня пристальным взглядом, а потом и вовсе отвернулся, скрестив руки на груди, и уставился в темноту за окном.

Я почему-то почувствовала, что должна извиниться.

«Но за что? — кричал мой разум. — Разве это я нарушила границы? Нет. Я не просила меня целовать. Фу… что за мерзость? Кошмар какой. Меня поцеловали… О Господи! Папа меня убьет… Ох, откуда он узнает? Ну, конечно, узнает. Поймет по моему виду… Ларссон, ты… ты…».

Я боялась на него посмотреть. Мы так и молчали, а вскоре поднялись, потому что приехали в наш пригород, и вышли из автобуса.

На улице Йоаким, не глядя на меня, попрощался, вежливо пожелал спокойной ночи, носком ботинка пиная камешки, и собрался было уйти. Но я, наполненная решительностью, странной уверенностью, что поступаю правильно, в долю секунды все обдумав, поймала его за рукав пиджака, потянулась к нему, привстав на цыпочки, и прижалась к губам. Он на мгновение замер, но тут же его руки обвили мою талию, и он стал делать что-то… не совсем понятное.

Я ведь никогда ни с кем не целовалась, а тут взрослый парень, рок-музыкант да к тому же такой красивый…

Йоаким все пытался раздвинуть мои сжатые челюсти, а когда я сдалась, то тут же оцепенела от прикосновений его языка, скользнувшего по моему нёбу.

«Что он делает? Это так происходит… у взрослых?»

Нет, я знала теоретически, но чтобы вживую.

О боже…

Теплые ладони Ларссона скользили по моей спине и норовили спуститься к ягодицам, от чего я несколько раз дернулась, но парень не отпускал. Голова закружилась, смущение прошло, и я уже сама цеплялась за лацканы пиджака Йоакима, прильнув к нему. Я впервые ощущала мужское тело так близко — не считая того раза на мотоцикле — что от совершенно незнакомых переживаний пересохло в горле, ноги налились тяжестью, а в животе взорвалось тепло.

Ларссон отодвинулся первым. Он тяжело дышал и смотрел на меня сверху вниз, и его глаза поблескивали в свете фонарей. Парень все еще держал меня за плечи, но больше не целовал, а после вдруг широко улыбнулся, и я обратила внимание на то, как припухли его губы.

Отойдя от него, я коснулась и своих губ, понимая, что теперь уж точно родители все поймут. От страха, волнения и каких-то невыносимо противоречивых чувств я будто отрезвела.

— Мне… э… я… — Господи, и двух слов связать не могу. — Йоаким, мне пора… — И зачем-то добавила: — Извини…

— Спасибо, Миа, — продолжая улыбаться, кивнул Ларссон.

Я непонимающе качнула головой, глядя на него вопросительно.

— За плату. То, что нужно.

Кто бы только знал, что я ощутила в этот миг. Меня буквально пронзило насквозь. Жуткая обида, которая изумила меня саму, затопила все вокруг. Я хлопала ресницами и таращилась в миловидное лицо Йоакима, а он просто улыбался, до невозможного довольный собой.

Вот оно, то, о чем говорил папа: первое разочарование в мужчинах. Они лжецы. Вернее…

А почему это Ларссон — лжец? Он же ничего мне не обещал. У него есть Анита и…

О боже… У него ведь есть девушка. Как же это некрасиво. А я тоже хороша, сама набросилась на него.