Как заключенные в раю (СИ)

— Да не за что, Йоаким, — гордо вскинув подбородок, отрезала я. — Больше, надеюсь, нас ничего не будет связывать. Я имею в виду, что впредь я к тебе за помощью не стану обращаться.

— Ну ты чего? Обращайся, конечно. Без проблем, — насмешливо бросил парень, чем еще сильнее меня расстроил.

— Нет уж, плата слишком высокая, — а потом добавила громче: — Доброй ночи, Йоаким. Беги на репетицию. Твои друзья и… и девушка, вероятно, жутко волнуются.

Я не стала ждать ответа, просто развернулась и поспешила в сторону дома, но Ларссон все равно должен был оставить последнее слово за собой. А как же иначе?

— Анита не слишком ревнивая. Не переживай так, Миа…

За гулом выкативших из-за поворота мотоциклов и мопедов я не расслышала, что там еще прокричал Йоаким. Потому просто посмотрела на него, на ребят, притормозивших рядом с ним, кивнула Мику, который — невероятно! — поздоровался со мной, и пошла домой.

Изумление за изумлением и все это в один вечер. Дело в том, что в холл дома я вошла в полной уверенности, что папа сейчас просто убьет меня на месте. Однако, заглянув в гостиную, чтобы сдаться самой, я была невероятно удивлена совершенно спокойным взглядом отца и милым приветствием мамы.

— Как погуляла? — спросил папа, отвлекаясь от спортивной передачи, что шла по телевизору. — Не замерзла, надеюсь? Сегодня похолодало немного. Где-то, видимо, прошел дождь.

Да? Похолодало? Я что-то не заметила. Может потому, что почти весь вечер прижималась к Ларссону?

Стало неловко, когда я поймала взгляд папы, словно он все читал на моем лице. Вероятно, так и было, но он ничего не сказал об этом, ровным счетом ничего, только вот это:

— Милая, поешь немного, ты бледная.

— Не хочу, пап. Пойду к себе… О… мама, может тебе нужна помощь? — заметила я шитье в руках матери. Она иногда вечерами занималась рукоделием: вручную делала круглые половики; ставила забавные латки на мои джинсовки, что смотрелось очень модно; или же просто вышивала крестиком.

— Нет, родная, все хорошо, я сама. Иди и отдохни. Элишка сказала нам, что ты отправилась гулять с теми ребятами по городу. — Я напряглась, думая, что за этим последуют нотации, но мама больше ничего не сказала.

Я еще немного потопталась в дверях, развернулась уйти и услышала спокойный голос отца:

— Мы в любом случае будем считать тебя ребенком, Миа. Так что оставайся к нам справедлива — сообщай, где находишься. Большего мы не требуем.

Я сглотнула, не оборачиваясь, кивнула и поспешила наверх. А там жутко взволнованная, растрепанная, с мучительным чувством тяжести в груди, захлопнула дверь своей комнаты и привалилась к ней спиной, при этом спрятав лицо в ладонях.

Я не понимала природу своих чувств. Я не узнавала себя, такую воспитанную дочь своих родителей, которая никогда не любила необдуманных поступков, но за одни лишь сутки я дважды нарушила правила: сбежала из дому, чтобы встретиться с парнями, а после еще и поцеловала одного из них. Сама. Из чувства вины перед ним. Боже, что со мной? Я же веду себя, как дурочка. Йоаким сейчас явно рассказывает друзьям обо мне. Какой стыд! Теперь они будут думать, что я распущенная и легкодоступная…

Но… Но мне так понравился Ларссон. С ним было спокойно и надежно, словно он — опора, стена, которую нельзя разрушить.

Мне стало очень плохо от эмоций, захлестнувшись при воспоминании о губах Йоакима, о его руках, гибком теле. Ничего подобного я раньше и представить не могла. Конечно, мы проходили все это в школе на анатомии. Мне была известна физиология тела, но чтобы вот так близко ощущать парня. Это невероятно приятно и страшно одновременно.

Мои губы все еще пылали, когда я отправилась в ванную; долго стояла под струями душа; смотрела на себя так, словно увидела впервые; стыдливо оглядывала груди, прикидывая в уме, могли бы они понравиться Йоакиму или нет. Краснея от собственных мыслей, я поспешила покончить с водными процедурами, после хорошенько утерлась полотенцем, надела пижаму, и, когда уже расчесывала влажные волосы, услышала голос мамы:

— Миа, тебя к телефону! Поторопись, это Катаржина! — проговорила мать, громко постучав в дверь, и я, тут же швырнув расческу в раковину, выскочила из ванной.

Едва не сбив ее с ног, я пулей пронеслась по комнате, упала на кровать, положив руку на телефон, и, обернувшись, умоляюще посмотрела на маму.

— Повесь внизу трубку, ладно? — попросила я.

— Конечно, повешу, Миа, — тон мамы был немного раздраженным из-за моего недоверия.

Но ведь я собиралась рассказать подруге о том, что произошло сегодня, а этого больше никто не должен слышать.

— Привет! — стоило только снять трубку, как тут же раздался голос Катаржины, и я сглотнула подкативший комок, а слезы радости сами собой застелили глаза и мне пришлось хорошенько поморгать.