Как заключенные в раю (СИ)

И когда я спрыгнула с мотоцикла, то собралась сказать ему, что мне искренне жаль, ведь так и было, но Йоаким опередил. Не глядя на меня, он бросил с обидой и горечью:

— Надеюсь, ты найдешь кого-то более достойного, — и потом уже тише: — Только не ошибись, Миа…

Это разорвало мою душу в клочья, разбило сердце о твердый мокрый от дождя асфальт.

— Йоаким, я… — мне пришлось кашлянуть, потому что парень как раз перевел на меня свой взгляд, от которого я вросла в землю. Это было слишком откровенно и больно. Ему тоже, Ларссону тоже было больно. — Я не такая. Мне незнакомо все это. Я не могу так…

— Не надо, Миа, не напрягайся. Я ведь понял, что ты не из любопытства таскаешься с Микаэли. Это ведь именно он тебе нужен, правда?

— Что? Что ты говоришь? — мои губы едва могли шевелиться, а язык мешал и совсем не способствовал нормальному произношению. Я шагнула к Ларссону, но он выставил руку, останавливая меня.

— Я говорю то, что вижу, Миа. Мне жаль… что ты не та, за кого я тебя принял…

Загудел двигатель. Я, моргая и будто внезапно впав в какой-то кретинизм, таращилась на Йоакима, и понимала, что должна объясниться, но как и есть ли смысл? Он выглядел уверенным в своей правоте.

— И мне жаль, — только и смогла сказать я.

Ларссон не услышал меня за шумом, но, бросив в мою сторону еще один взгляд, выворачивающий мне все внутренности, парень выкрикнул:

— Удачи тебе, Миа! — и повторил: — Не допусти ошибки!

Я стояла напротив крыльца, продолжая мокнуть под мерзким дождем, и чувствовала себя втоптанной в грязь, измученной и полностью уничтоженной таким недоверием. Наверняка стояла долго. Окоченели руки, и я перестала чувствовать свои пальцы. Но все равно стояла…

Слова Йоакима продолжали тукать в висках, и я прокручивала их уже, вероятно, сотню раз. Это было невыносимо…

Потому, не боясь больше ничего и никого, я влетела в дом, буквально захлебываясь своей болью. Огибая испуганных родителей, что выскочили мне навстречу и говорили какие-то нелепые слова, я прокричала что есть силы:

— Оставьте меня в покое! Просто оставьте в покое!

И грохот захлопнувшейся за моей спиной двери разорвал ошеломленную тишину дома.

Громкие рыдания выплеснулись из моей груди так резко, что я зажала рот ладонями, а после были только стоны.

Это умирало наивное детство. На смену ему медленно приходило осознание, что необходимо принять очевидное: я упустила, потеряла его — одного-единственного человека, задевшего меня так глубоко.

Глава 8

It's the final countdown

We're leaving together…

Это последний обратный отсчет

Мы улетаем вместе…

Europe «The Final Countdown»

Как бы не плыло время, оно все равно слишком быстротечно. Широко шагает вперед, оставляя позади воспоминания: обрывки фраз, будоражащие взгляды, мечты.

Когда-то я была спокойна, собрана и всегда получала новые знания, что, без сомнений, помогало мне проживать день за днем, не задумываясь о слишком далеком будущем. Но теперь и я не понимала, что ждет меня за поворотом. Мое время утекало, а я просто училась, вынуждая себя думать лишь об университете. Просто ходила на уроки, выполняла домашнее задание, созванивалась пару раз в месяц с Катаржиной, но ничего ей не рассказывала о случившемся. Не по причине недоверия. Скорее, я боялась, что подруга отыщет оправдание Ларссону, и я стану винить себя, а пока на плаву меня держала именно обида на него.

Но в один тихий зимний вечер, когда я снова беседовала с Катаржиной, она вдруг сказала:

— Звонил Джон…

— О… Кати, пожалуйста, ни слова о них, — мгновенно перебила я.

— Нет, погоди…

— Кати! Я повешу трубку!

Подруга тяжело вздохнула.

— Ладно, успокойся. Просто они большие молодцы. Это все, что я хотела сказать, — заверила Катаржина, но нет, это было не все.

Она явно недоговаривала чего-то. Конечно, меня мучило любопытство, но страх получить новую порцию боли был сильнее, потому я упорно молчала, а после, когда в трубке раздался тихий голос Кати, невольно вздрогнула, осознав, что задумалась о Йоакиме.

— Миа, поверь, после того дня, когда у вас там что-то случилось… А я не имею понятия, что именно… Ты разве не хочешь знать, как он он живет, что с ним, все ли в порядке? Я не понимаю, почему ты так боишься этого, — сказала Кати, и я в ее голосе услышала искреннее беспокойство.

Мне стало так стыдно из-за того, что я не рассказала ей, ведь это несправедливо. Катаржина как раз тот человек, который не осудил бы меня. Потому, помолчав немного, я прочистила горло и честно призналась:

— Мы едва не… — мне все же стало неловко, — мы едва не переспали. Это так… прости, это звучит так отвратительно и пошло. Ведь я верила, что между нами происходит что-то важное, а ему нужно было просто…

— Боже, Миа, — перебила меня подруга, — ты такая наивная. Тебя погубит этот мир, если ты не станешь более прозорливой, — и она добавила тверже: — Что было потом? Почему ты его снова отшила?

Я задохнулась от изумления.

— Ты винишь меня?