Во-вторых, многие утверждали, что причинно-следственные связи между протестантизмом и капитализмом были гораздо сложнее, чем та упрощенная интерпретация, которая приписывается Веберу. Можно утверждать даже, что не протестантизм создал капитализм, но что он сам был порождением капитализма [см., например, Н. М. Robertson, Aspects of the Rise of Economic Individualism (Cambridge: Harvard University Press, 1933)]. При этом критики Вебера имеют в виду, что протестантизм предложил ряд верований, превосходно подходивших и крайне лестных для удачливых капиталистов, которые по этой причине и приняли их. Возможен и менее обидный аргумент: религиозные институты феодализма не отвечали религиозным и моральным нуждам новых торговцев и капиталистов, и этот вакуум заполнил протестантизм.
Едва ли следует предполагать, что капиталисты просто подобрали религию, удобную для их финансовых интересов. Было бы не удивительно, если бы большинство людей XVI века, которых отличала большая нравственная строгость, чем это было обычно в Европе периода Возрождения, оказались в рядах движения религиозных реформ и сыграли бы выдающуюся, непропорциональную своей численности роль в становлении институтов капитализма. Общество эпохи Возрождения не отличалось строгостью нравов и вполне возможно, что те черты характера, которые были важны для поднимающегося капитализма, чаще всего были свойственны сторонникам религиозных реформ.