Как Запад стал богатым (Экономическое преобразование индустриального мира)

Нет нужды оценивать достоинства этих подходов. [В разгар дебатов о связи между протестантизмом и капитализмом Линн Уайт предложил гораздо более радикальный подход, в котором христианство противопоставляется всем другим религиям. Уайт утверждает, что христианство взрастило более деятельное и манипулятивное отношение к природе, чем любая другая религия. Фактически, Уайт приписывает влиянию христианства то, что он называет "экологическим кризисом": "Христианство, особенно в его западных формах, является самой антропоцентричной религией среди всех, которые видел мир... Христианство, в полную противоположность к древнему язычеству и азиатским культам (за исключением, пожалуй, зороастризма), не только утвердило дуализм человека и природы, но также провозгласило, что это Бог повелел человеку использовать природу для собственных нужд. На уровне повседневной жизни это имело любопытные последствия. В древности каждое дерево, каждый росток, каждый ручеек или холм имели своего гения-покровителя. Эти духи были доступны для человека, но отличались от него; кентавры, фавны и русалки демонстрируют свою амбивалентность. Прежде чем срубить дерево, разрыть холм или запрудить поток важно было умиротворить духов этого места, и поддерживать потом эту умиротворенность. Разрушив языческий анимизм, христианство сделало возможным эксплуатацию природы с полным безразличием к чувствам природных объектов. Часто говорят, что церковь заместила анимизм культом святых. Верно, но функционально культ святых отличен от анимизма. Святой не обитает в природном объекте; у него могут быть особые убежища, но сам он принадлежит небесам. Более того, святой является человеком; к нему можно обращаться на человеческом языке. Кроме святых, у христианства есть еще ангелы и демоны, унаследованные у иудаизма и, может быть, косвенно у зороастризма. Но они не менее мобильны, чем святые. Духи, живущие в природных объектах, которые прежде защищали их от человека, исчезли. Была утверждена монополия человека на одухотворенность, и старые препятствия к эксплуатации природы исчезли." (Lynn White, Jr., "The Historical Roots of our Ecologic Crisis", Science 155: 1205; 10 March 1967).] Скорее, следует подчеркнуть ряд относящихся к нашей теме непротиворечивых аспектов. Вебера интересовали не столько символическое содержание протестантизма и не его учение, а те виды социального поведения, развитию которых благоприятствовала эта религия. Бесспорно, что протестантизм поощрял и легитимизировал специфически капиталистические образцы поведения, благоприятные для рыночного успеха. Нет оснований сомневаться и в том, что в долгосрочной перспективе результатом реформации стало все большее отдаление религии от сферы бизнеса. Протестантизм санкционировал высокую степень ответственности индивидуума в области морали и уменьшил власть священнослужителей; торговцы-протестанты смогли освободиться от церковных ограничений, разумность и полезность которых не подтверждалась их собственным опытом. В таких обстоятельствах католические священники просто не могли отстаивать доктрины, способные толкнуть к протестантизму самых преуспевающих прихожан. Церкви все больше приходилось смиряться с тем, что для нее хорошо все то, что хорошо для мира коммерции. Сэр Джон Хикс отмечает относительно запрета на взимание процентов: ...появление банков свидетельствовало о том, что запрет на ростовщичество рушится, по крайней мере, в некоторых областях деятельности. Следует подчеркнуть, что это началось задолго до протестантства; если "протестантская этика" и имеет к этому отношение, то лишь такое, что практика создала этику, а не наоборот. [John Hicks, A Theory of Economic History (New York: Oxford University Press, 1969), p. 78--79. Краткий обзор приемов, с помощью которых торговцы обходили запрет на взимание процентов, см.: Braudel, Wheels of Commerce, pp. 559--566. Бродель также обсуждает, в какой степени Кальвин принимал практику взимания процентов, pp. 568--569.]

Таким образом, церковное руководство, что бы оно ни думало о методах бизнеса, было вынуждено постепенно отказаться от претензий на регулирование или прямое направление повседневной деловой жизни. Одним словом, в XVI и XVII веках деловая жизнь секуляризировалась. При этом сильно выросла степень ее независимости от церковных властей. Постепенно религия превратилась из силы, сдерживавшей капиталистическое развитие, в источник санкционирования и поддержки торгового капитализма, в моральную доктрину, полезную для нормального функционирования поднимающегося мира коммерции. Вопрос не сводился целиком к теологическому содержанию протестантизма или капитализма. Частично дело было в конкуренции между несколькими соперничавшими религиями, которое, так же как и соперничество между национальными государствами, дало предпринимателям возможность убегать от чрезмерного давления.