Как запело дерево

«А ведь верно! — обрадовался Антальцидор. — Как же я об этом не подумал? Теперь я спасен!»

И, набрав полную грудь воздуха, чтобы не переводить дыхание до самого конца, Антальцидор начал:

Для курицы орешки,
Для выдры сыроежки,
В речке синица,
Для лани пшеница,
В норе свинья…
Все спутал я!
В небе осел…
Я спутал все!

И Антальцидор со слезами на глазах умолк. Что с ним происходит? Что это за путаница?

— Как жжжалко! Считалка! Как жжжалко! Считалка! — преследовал его насмешливый голосок.

Казалось, что звенят маленькие цимбалы, исполняющие победную песню. «Жжжуть! Ужжжас! Жжжуть! Ужжжас!» — звучало со всех сторон, как будто какой-то злой дух радовался шуму, гаму, всему этому ужасному беспорядку, сотрясающему ночной лес.

— Всю ночь, жжжуть! Всю ночь, ужжжас! Всю ночь!

— Перестань, — простонал Антальцидор. — Кто ты, злой дух?

— Хочешь знать? Я шмель, я тот самый шмель. Ты меня прогнал, а я тебе отомстил, я мохнатый, полосатый шмель. Считалка! Жжжуть, ужжжас! Считалка! Ах, как жжжалко! Всю ночь! Всю ночь! Всю ночь!

Увы, это правда. То, что пришлось испытать днем Галадору, сущая ерунда по сравнению с тем, что ждало несчастного Антальцидора.

Как и Галадор, он сначала пытался бороться, хлопал в ладоши, выкрикивал приказания, но путался, сбивался, а от этого беспорядок становился только еще ужаснее. Ну и ночка! Все фыркало и хрюкало, толкалось и бодалось, ползло и извивалось, скрипело и стелилось, скользило и крутилось вокруг Антальцидора, трогало его, толкало, приближалось и отступало, и все это в кромешной тьме, так что Антальцидор не мог различить ни одной фигуры, ни одного силуэта, ничего, кроме этого ужасного мельтешения и жутких звуков.

Но хуже всего было безжалостное жужжание шмеля, похожее то на пение флейты, то на звон цимбал. Он был страшно доволен и от радости потерял голову. Вполне возможно, что вся эта история для него плохо кончится. Будем надеяться, ведь он вполне это заслужил.

И когда наконец наступило утро, Антальцидор и шмель были почти одинаково измучены. Что касается эльфа, то это не удивительно: он дрожал от страха и холода. А шмель слишком много летал, жужжал, кружился, подпрыгивал, радуясь осуществлению своего гнусного замысла. Всю ночь он твердил: «Ах, какой я умный! Я самый хитрый из шмелей!» Не правда ли, это уж слишком? Ну, конечно. И теперь я почти уверен, что эта история кончится для него плохо.

Наконец первый солнечный луч проскользнул по Тропе Эльфов и добрался до королевского дворца. Он погладил по щеке спящего Галадора, и ночной эльф улыбнулся, а его веки дрогнули.

Луч поднялся выше и осветил шатающегося, всклокоченного шмеля, который тут же стал на все натыкаться. Он захотел вылететь, бросился в просвет между корнями. И…

* * *

И внезапно его жужжание изменилось. Из торжествующего оно превратилось в жалобный, звенящий крик. Галадор проснулся, приподнялся на локте, улыбаясь другу и машинально напевая вечернюю песенку эльфа:

Вставай! Вечерний пробил час!

— Ну, нет! — вскричал Антальцидор. — На дворе день, день, день!

И, спрыгнув с трона, он протянул Галадору обе руки, помогая ему подняться. Тем временем треск шмелиных крыльев стал просто душераздирающим.

— Шмель, ты где? Где ты? — спросили одновременно оба эльфа.

— Ззздесь я, ззздесь, — горько заплакал шмель.

Друзья обернулись к входу, откуда доносились звуки, но никого не увидели.

А ведь на дворе уже совсем светло, и рыже-черный шарик должен быть хорошо заметен.

— Где здесь?

— В паутине. Я попался!

Наконец в углу над входом эльфы заметили какое-то шевеление. Это шмель, запутавшийся в паутине, со связанными лапками и парализованными крылышками, отчаянно пытался вырваться.

— Освободите меня! — взмолился шмель. — Я признаюсь! Это я, я виноват! Развяжите меня, я вам все расскажу.

— Сначала расскажи, — сказали эльфы. — На этот раз ты действительно попался.

Вместо тончайших, прозрачных кружевных сетей, которые могли задержать разве что капельки росы или цвета радуги, этой ночью пауки сплели крепкие канаты, которые связали самого толстого и сильного из всех желто-полосатых шмелей. Конечно, когда все теряют голову, когда день путается с ночью, те, кто должен спать, бодрствуют, а те, кто должен бодрствовать, спят, — случается и не такое, даже в самом тихом и самом счастливом лесу на свете.

— Расскажи-ка, расскажи, — повторили эльфы.

И несчастный шмель, преисполненный раскаяния, поведал, раскачиваясь наверху, как маятник:

— Своим хоботком я перекачал росу из Коломбины в Колокольчик.

— Ну и?.. — спросили одновременно оба эльфа, задыхаясь от волнения.

— Ну и потом, конечно, я перекачал росу из Колокольчика в Коломбину.

— Так, значит, ты поменял росу в цветках? — воскликнули в один голос Антальцидор и Галадор.

— Увы, да, — сказал шмель.

— Ха-ха! — рассмеялся Антальцидор. — Значит, я выпил из Колокольчика росу, от которой спят днем! Вот почему я не проснулся на заре.