Как затеяли мужики за море плыть

Беньёвский, стоя на баке с трубой подзорной, хмурился, глядя на приближающийся берег, потом, не выдержав, крикнул штурману:

— Почему якоря не бросаешь? Ближе к берегу опасно подходить!

— Еще саженей сто пройдем и встанем, — спокойно отозвался Чурин, но Беньёвский рявкнул на него:

— Бросай якоря, говорят тебе!

И Чурин, тихо обругав осторожного адмирала, скомандовал:

— Правого борта якорь пошел!

Стальной кованый якорь плюхнулся в воду, и было слышно, как заскрежетали по каменистому дну его лапы. Галиот остановился и стал разворачиваться, посылая весь свой разгон в этот поворот.

У берега уже шмыгали несколько узких японских лодок, а на берегу, у самой воды, уже стояли группками японцы, которые отчаянно что-то обсуждали. Беньёвский, взволнованный, но напустивший на себя важность немалую перед возможной встречей с японцами, с бака прошел к столпившимся у левого борта мужикам и офицерам.

— Оружие готово? — негромко спросил он у Степанова.

— Да, ваша милость, в кают-компании. Мушкетоны уж заряжены, — вежливо кивнул Ипполит Степанов.

— Прекрасно. Тем, кто поедет, выдадим и мушкетоны, и пистолеты. На берег с миссией отправятся Хрущов и Винблан. Вы слышали? С собой возьмете десять человек из тех, кто лучше всех стреляет, из зверобоев, думаю. Но, прибавил тихо, — смотреть за ними зорко. Оружие уложите на дне ялбота и каким-нибудь тряпьем прикройте. Чтобы жителей задобрить и к себе расположить, возьмите мягкой рухляди, песцов и соболей, но кому попало не раздавайте, а как завидите начальника или какого главного вельможу, — по важности лица или же по платью, — ему ту рухлядь и представьте. Растает, надо думать, словно масло. У них же взамен просите воду, зерно и мясо, а также лес для починок корабельных. Все уразумели? Ну а ежели почуете опасность, палите изо всех оружий ваших и назад плывите. Мы же с борта пушками поддержим.

Хрущов, напыщенный и гордый от сознания важности миссии своей, спросил у адмирала:

— А чьей страны, сказать, мы люди? Не назваться ли голландцами?

— Ежели б поспели вышить флаг голландский, то можно б было, а теперь вы подданные аглицкой земли. Ты, Петр Лексеич, знаю, по-аглицкому разумеешь, вот и представишься.

— Ну, агличаны так агличаны, мне все одно, — охотно согласился бывший капитан. — Был бы я помельче да покосоглазей, япошкой представиться бы мог, да вот не вышел ихней статью. Ладно, — обнял он за плечи шведа, с которым давно уж помирился за штофом водки, — пойдем, мой друг Винблан, поглядим, что за край оная Япония. По нраву придется — ей-ей заделаюсь японцем всамделишным!

Мушкетоны и пистолеты зарядили тщательно, уложили их на дне ялбота, накрыли парусиной, шлюпку спустили на воду, и десять охочих до плаванья стрелков умелых из числа артельщиков по трапу вниз спустились. Тюк с мехами передали им уж явно, с демонстрацией, думая, что с берега его заметят, догадаются — товар. Наконец уселись в шлюпке и офицеры расфранченные. Мужики ударили по гладкой голубой воде березовыми веслами, и ялбот поплыл.

Галиот стоял в версте от берега. Столпившиеся у борта мужики и офицеры, затаив дыхание и прикрыв ладошками глаза от ярких солнечных лучей, следили за тем, как приближался их ялбот к чужой земле. Люди на берегу, которых собралось с полсотни уж, поуспокоились, похоже, руками, как прежде, не размахивали, а поджидали иностранцев.

— Ну, слава Богу, причалили! — с облегчением вздохнул кто-то из стоявших у борта.

— Выходють, выходють, глядите! — заметил другой.

— Да нет, сидят еще. Япошки подбежали к ним. Вижу, как будто не пускают на берег наших, за руки хватают, в груди тычут!

— Да что ты!

— Ей-Богу, не пускают! — подтвердил глазастый Ванька Рюмин. — А ну-ка, у адмирала попытаем — у него труба подзорная. Гей, ваша милость, чего там видно? Али не пускают нас узкоглазики на берег свой?

Беньёвский, бледный от волнения, кусавший губы, не отрываясь смотрел в трубу и ответил на вопрос не сразу:

— Да, да, не пускают! Сволочь желтая! Но господин Хрущов все-таки на берег вышел, доказывает что-то, руками машет. У-у, басурманы! — и крикнул канонирам, Панову и Батурину: — Орудия готовы? Рукой махну — палите ядрами поверх голов! Мы их проучим, неучтивцев!

— Да уж поучи ты их, неласковых! — плаксиво попросила Агафья Бочарова, а Беньёвский все смотрел в трубу.

— Петр Алексеевич тюк с мягкой рухлядью из ялбота вынул, потрошит. Одному дает песца, другому. О, сие весьма разумно! Вот, черт, всем-то не давай, не напасешься на всех мехов-то!

— Ну а что японцы? — осторожно поинтересовался Михайло Перевалов.

— Берут, берут. На себя примеривают, за пазухи суют и уж поклоны бьют дипломату нашему.

— Еще бы! — хмыкнул Волынкин Гриша. — Кто ж от дармовой подачки-то откажется да кланяться не будет. Кланяться нехитро, не переломится спина.

Стоявшие на галиоте разглядели, что Хрущова, то ли обнимая, то ли почтительно поддерживая, повели в сторону низких беленьких домиков, обнесенных невысокой стеной-забором.

— Куда ж повели его, ребята? — удивленно воскликнул кто-то. — И зачем он товарищей своих в лодке оставил?