Как жаль, что так поздно, Париж!

Но, как вскоре выяснилось, город и его отцы не желали понимать, что это бывает один раз в двести восемьдесят лет. Всем так понравилось, что они, как царевна Несмеяна (помните, топнув каблучком, она говорила: «Хочу, чтобы печка вертелась!»), сказали: «Хотим, чтобы это повторилось снова».

Как будто в жизни что-то может повториться.

Для дочери Юлия Викторовича Машки каждое утро наступала весна. Меж тем приближался январь и вместе с ним зимняя сессия.

– Ты собираешься за ум взяться? – спрашивала мать.

Но Машка, похоже, не собиралась этого делать, она по-прежнему пропадала вечерами, прогуливала лекции и дома вела себя так, будто уже обрела некие самостоятельные права на себя.

– Что хочет, то и делает! – возмущалась жена. – Какое она право имеет делать что хочет?

Юлию Викторовичу становилось смешно, но, опасаясь гнева на свою голову, он предпочитал помалкивать.

А однажды случилось невообразимое. Дочь, как всегда, пришла домой поздно и не одна. Юлий Викторович уже спал, но жена растолкала его и, не в силах вымолвить ни слова, только тыкала пальцем в стенку, за которой слышались звуки мужских шагов.

– Ты должен, ты должен, – выговорила она наконец. – Ты должен пойти и что-нибудь сделать!

– Что я могу сделать? – обескураженно возразил Юлий Викторович. – В конце концов, ей двадцать лет. В ее годы ее бабушка, моя мать, уже родила меня.

Но это было слабым утешением для жены, и она всю ночь проплакала, уткнувшись в подушку.

Юлий Викторович тоже не спал от сознания, что ночью в комнате дочери – чужой человек.

– А он мне не чужой! – дерзко сказала Машка, когда наутро родители потребовали объяснения. – Вот он вернется, и мы поженимся.

– Откуда вернется? – спросил Юлий Викторович. – Он что, в армии еще не служил?

– При чем тут армия? – неопределенно ответила Машка.

Зимой наступило затишье после футбольной бури. Или скорее – перед футбольной бурей, потому что начинать сезон в ранге чемпионов – это что-нибудь да значит. Но что это значит, никто в городе не знал. Юлий Викторович Потехин, как человек во всех отношениях опытный, предвидел неприятности.

– Тут как ни поверни, – жаловался он Никифорову, – окажешься в дураках.

– Да что тебя мучает? – беспечно говорил драматург. – Ведь выиграли же!

– На всю жизнь, что ли, выиграли? А как начнем проигрывать?

– Ну и что? Законы игры: если никогда не проигрывать, кто же станет выигрывать?

Потехин недовольно морщился.

– Опять ты со своей игрой! Тут уж не игрой пахнет.

– Почему вы так скупо пишете о команде? – спросил, вызвав Потехина к себе в кабинет, главный редактор. – Не слышу звона фанфар!

– Может быть, не надо больше фанфар? – высказал предположение Потехин.

– Нет, нет, нет, – решительно оборвал его редактор. – Город хочет читать о своих любимцах, о своих героях, наконец! Так что не скупитесь, пожалуйста!

Команда в это время находилась в зарубежной поездке, и сотрудники из отдела Потехина висели по ночам на телефонах, чтобы изловить тренера, возвращавшегося в отель только под утро после очередного приема.

– Все хорошо! – весело отвечал тренер на вопросы ошалевших от бессонницы сотрудников.

Наутро нетерпеливые болельщики читали в газете, что команда чувствует себя прекрасно, все в отличной форме, Вячеслав Печеночкин особенно тщательно тренируется после полученной им легкой травмы, разрабатывая левую ногу, что тренерский совет предложил игрокам новые хитроумные комбинации и те их уже отлично освоили и т. д. и т. д.

Потехин хоть и сомневался в том, что все это следовало писать и тем более печатать, уговорил себя, однако, не расстраиваться, тем более что и дома вдруг наступила тишь и благодать. Машка вечерами сидела за учебниками, никуда не уходила, жена не могла на нее нарадоваться и чуть ли не каждый вечер пекла для дочери ее любимое печенье.

– А что случилось? – спросил Юлий Викторович жену. – В Машкиной команде замена?

Потом случайно услышал, как дочь говорила по телефону одной из своих подруг:

– Если он все время будет уезжать, так мне это на фиг надо!

«Ужас! – подумал Юлий Викторович. Его даже не лексикон поразил, а само существо фразы. – Любить, что ли, теперь не умеют? Ведь разлука – это тоже прекрасно!» Впрочем, он уже давно не понимал свою дочь («Старею, должно быть»), не понимал ее вкусов: вдруг решила украсить ванную пустыми флаконами из-под шампуня. Они висели на трубе под потолком.

– А это что еще? – спросил он у жены. Обычно ничего вокруг себя не замечал, а тут заметил.

– Это Машка, – ответила жена.

– Снять все к чертовой матери, – вспылил Потехин. – Что за безвкусица, что за дура растет, господи!

В другой раз так же случайно стал свидетелем Машкиного разговора с этим якобы женихом, когда тот наконец вернулся и позвонил.

– Да ну тебя! – говорила ему Машка. – Дурак ты, что ли? Да ты опупел! Уши вянут.