В первый раз с тех пор, как ее увезли от него за тысячи верст, они были вместе. Ей хотелось кинуться к нему, обнимать его и плакать, но вместо этого она рассказывала ему всякие смешные истории, которые специально припасла, чтобы ему было не скучно с ней. Она видела, как ему трудно, он говорил ей то «ты», то «вы», все время сбивался и ни разу не назвал ее «мамой». Было мучительно видеть, как ему неловко, но она не знала, как помочь. Вдруг он спросил:
– А вы знаете такого поэта – Шаповалова?
– Боже мой, конечно! – сказала Елизавета Петровна, и лицо ее вспыхнуло. – Но ты-то откуда его знаешь?
Теперь уже Юрино лицо залилось краской, как они были похожи! Эта способность мгновенно вспыхивать…
– Я знаю Лену Шаповалову, это ее отец, а с Леной мы были в спортлагере, – выпалил Юра.
– Ее отец в тех местах. Ты знаешь? – осторожно спросила она. – Да и жив ли он?
– Жив, – сказал Юра. – Лена знает, что жив.
– задумчиво, нараспев прочла Елизавета Петровна. – В юности я очень любила его стихи. И папа твой их любил. Вот послушай еще это:
В глазах у Юры восторг. Как замечательно, что мама читает стихи Лениного отца! Он сейчас же все запишет.
– Но, Юра, – мамино лицо потухло. – Это опасно, понимаешь? Опасно.
– Да ну, мама, что опасно? – беспечно воскликнул Юра, шаря в портфеле карандаш. И не заметил, как сказал «мама».
Лена Шаповалова жила в Сивцевом Вражке в коммунальной квартире. «Шаповаловым один длинный, два коротких», – прочел Юра. «Как они запоминают, кому сколько звонков?» – удивился он. Но Лена не стала звонить, она просто толкнула дверь, и та открылась.
– Она и не запирается почти никогда, – сказала Лена.
На бульваре было холодно, а главное, Юра не знал, о чем говорить, и оттого мерз еще сильнее. Они дошли до метро «Дворец Советов» и повернули обратно.
– Зайдем к нам, – сказала Лена. – Я живу вот в этом доме.
Окно комнаты, в которую она его привела, выходило в заснеженный сад. Спиной к ним стояла женщина с такими же белыми, как сад, волосами и смотрела в окно.
– Мама, – сказала Лена. – Это Юра.
Женщина со снежными волосами обернулась.
– Брат Паши?
Она знала Пашку!
– Лена мне рассказывала про тебя и про твоего брата. Будем чай пить. Замерзли? – спросила женщина и вышла из комнаты.
– Моя мама недавно вернулась из лагеря, – пристально глядя на Юру, сказала Лена.
– Моя тоже, – растерянно ответил Юра.
Этого Лена никак не ожидала услышать, глаза ее блеснули.
– Да?! Где же она?
– В деревне Завидовское, под Москвой.
– Моя мама тоже не должна жить в Москве, мы прячем ее, – торжествующе сказала Лена. – Соседям говорим, что это бабушкина племянница приехала погостить.
– Лена! – предостерегающе раздалось из-за ширмы.
Он и не заметил ширмы, а там, оказывается, кто-то был.
– Бабушка, ну ты же слышишь, у него то же самое, – нетерпеливо откликнулась Лена.
Вошла ее мать с чайником.
– Белла, она ему все рассказала, – произнес из-за ширмы трагический голос.
Белла пристально, так же, как Лена, посмотрела на Юру.
– Ничего, мама, он свой, – сказала она ширмам.
– Тебя ничему не научила жизнь, – раздалось в ответ.
Черные глаза Беллы улыбнулись.
– Давайте чай пить, – предложила она.
Должно быть, Лена похожа на отца, на мать она совсем не была похожа.
– Я похожа на папу, – вдруг сказала Лена. – Да, мама?
– Да, – снова улыбнулась Белла.
Она почти не говорила. Юра тоже молчал. Говорила одна Лена да изредка, из-за ширм, ее бабушка, так и не вышедшая к столу. За один день Юра узнал так много, как никогда бы не узнал, не окажись он в этом доме. Узнал, что отец Лены «из тех, кто не сдался», что он поэт «и не чета Суркову».
– Не хвастайся, – произнес в этом месте голос из-за ширм.
– Я и не хвастаюсь, – огрызнулась Лена и посмотрела на Юру. – Ты не знаешь его стихов?
– Нет, – робко сказал Юра.
За ширмами засмеялись.
– Бог с тобой, Лена, где бы он мог их узнать?
Словом, это был удивительный день. И только однажды Юре стало не по себе. Лена строго спросила его:
– Ты часто ездишь к маме?
Юра покраснел:
– Я на зимние каникулы поеду.
А когда каникулы кончились и Юра вернулся в Москву, время побежало так стремительно, что он не заметил, как наступила весна, экзамены, едва не получил переэкзаменовку по химии, потому что все запустил, дома грубил тете Ане, никого не замечал и не видел, к обеду опаздывал и каждый вечер мчался на Сивцев Вражек. А если Лена уезжала к матери (они уже не прятали ее, и она теперь жила по Савеловской дороге), то становилось нестерпимо скучно жить.