Как жаль, что так поздно, Париж!

Второй муж Нонны, в отличие от Никиты, не был ей другом, скорее врагом. Если он узнает, что Нонна отказалась от выгодного, как все считали, предложения, будет злорадствовать. Он тоже геолог, но бездарный, однако доктор наук, чуть ли не членкор. «В Академии наук заседает князь Дундук», – говорили про него приятели Нонны, когда его пригласили работать в академию, а за его лошадиную трудоспособность называли «научный рабочий». Говорили и тогда, когда она еще была с ним. Все было давно понятно, но не было сил разойтись, расстаться, опять быть одной по вечерам и в праздники.

Этим летом, впрочем, совсем не была одна. Весь июнь кружился вокруг нее хоровод знакомых, которых привозил на дачу в Валентиновку Варлам Патарая. Он был оператором на «Мосфильме», москвич в четвертом колене, но с южными черными глазами и непременными усиками над белозубым ртом.

– Нонна, причешись, – говорил он ей, входя первым на террасу, – возможны женихи.

Это необычайно забавляло Катьку, она, так же как и Нонна, знала, что из всей компании только Варлам мог всерьез считаться женихом.

– Ты выйдешь за него замуж? – спрашивала она у Нонны.

– Неприлично выходить замуж в третий раз, – смеясь отвечала Нонна.

Но даже Катька понимала: все, что делает Нонна, не может быть плохо или неприлично, а только хорошо. То же самое сказал ей Никита, когда она спросила его, прилично ли выходить замуж в третий раз.

– Для тебя – да, – ответил он.

– Почему для меня – да?

– Потому что ты все делаешь искренно, а искренность ненаказуема.

– Это записано в твоем уголовном кодексе?

– Вот именно.

Уезжая на Сахалин, Нонна сбегала еще и от этого, от необходимости что-то решать.

11

В конце июля Ольга Николаевна получила письмо от Зины, в котором та звала ее к себе погостить. «Выберись, наконец, – писала она, – а то так и не увидишь своих родных мест».

– Я, пожалуй, поеду, – сказала Ольга Николаевна Андрею. – Как ты думаешь?

Он жил теперь у нее, в училище поступать раздумал, целыми днями сидел на балконе или лежал на диване, читал. В основном Достоевского. И еще книги деда – Гегель, Платон, Аристотель. Было непонятно, что собирается делать. Спрашивала: «Ты что-нибудь собираешься делать?» «А разве я ничего не делаю?» – отвечал он. Так проходили дни. Ольга Николаевна написала дочери: «Приезжай и разбирайся сама, я не знаю, будет ли он поступать в институт и вообще, что будет делать».

Майя позвонила из Москвы и долго говорила с сыном, а ей сказала коротко: «Оставь его, он должен найти себя». Удивительная мать, легкомысленна до изумления!

От всего этого Ольге Николаевне хотелось уехать как можно скорее, и она собралась в два дня. Андрей провожал ее на вокзал. Опять хотелось спросить: «Что ты собираешься делать?» – сдержалась, не спросила. Сказала только: «Поливай цветы и газ не забудь выключать».

Всю дорогу до Николаева мучилась тем, что уехала. Мальчик на распутье, теперь остался один, что он еще выкинет?

…С Витебского вокзала Андрей пошел к Пяти углам и по Владимирскому вышел на Невский. Там было светло и многолюдно, несмотря на двенадцатый час ночи и завтрашний будний день. Он свернул на Фонтанку и пошел вдоль чугунных перил до Московского проспекта. Здесь было тихо, безлюдно, светлая вода медленно покачивала отражения домов.

Андрей сунул руку в карман и нащупал ключи. Ощущение свободы захлестнуло его. Сколько-то времени он будет один, совсем один, никто ни о чем не будет его спрашивать!

У подъезда его настиг тоненький писк. Под водосточной трубой жался к дому серый пушистый котенок. Андрей протянул к нему руку, и тот вдруг смешно выгнул спину и зашипел.

– Глупый, кто же тебя, такого маленького, боится! – сказал ему Андрей и понес вверх по лестнице. Котенок умещался на ладони.

Дома он немедленно забрался под диван и выходить оттуда не пожелал. Андрей поставил у дивана блюдце с молоком и, не зажигая света, все с тем же ощущением свободы лег спать и сразу заснул.

Ночью ему приснились стихи. Он знал, что не он их написал, и все-таки это были его стихи, и счастливое сознание их совершенства пьянило и радовало. В первые секунды пробуждения он еще помнил их, но они сейчас же уплыли, растаяли. В луче солнца, падавшем из балконной двери, сидел котенок и неумело пытался помыть лапкой мордочку, при этом все время заваливаясь набок.

«Кате он понравится», – неожиданно для себя подумал Андрей, и ему стало легко и счастливо, как во сне.

Поезд в Николаев приходил утром, был редкий для этого времени года пасмурный день, ночью с Буга потянуло туманом, вот-вот собирался пойти дождь, и Зинаида Дмитриевна взяла с собой на вокзал зонт для Ольги. Проезжая по городу, думала: «Ольга ничего тут не узнает, только расстроится». Вышло наоборот. Ольга не уставая радовалась: «Боже мой, это же наша Соборная! А в этом доме – помнишь? – жили Садовские, к ним был вход вот с этого подъезда».