Как жаль, что так поздно, Париж!

Программа жизни, которую он излагал отцу, стоя с ним на мосту, ведущем с Петровского острова на Крестовский, казалась тогда самому Андрею ясной и четкой. На деле вышло не так. Работать и учиться теперь, когда было очевидно, что Катя и в мыслях не держит выходить за него замуж, казалось бессмысленным. Можно было бы только учиться. Тем более на стройке, где работал Андрей, делать ему, по существу, было нечего. Стройка часто простаивала, рабочие по очереди бегали за пивом и играли в домино. Андрей садился в стороне, читал газеты, томился.

На заочном отделении матмеха таких, как он, семнадцатилетних, почти не было, все были старше, и он ни с кем особенно не сходился. Скучал по Москве, не понимал, почему ему показалось, что жить надо здесь.

Сдав зимнюю сессию, на стройку не вернулся, написал заявление об уходе и уехал в Москву.

10

Мартовское солнце заливало город потоками синей – от неба – воды. Еще недавно было так много снега – не снега, снега в Москве уже давно не бывает – смерзшихся черных ледяных глыб, что, казалось, это никогда не растает. И вот уже никаких глыб – одна вода. Вдоль Рождественского бульвара вниз на Трубную со звоном текут настоящие реки. Нонна достала из сумки темные очки: невозможно смотреть, так слепит глаза. Здесь, на Трубной, договорились встретиться с Катей, чтобы ехать в больницу к Екатерине Дмитриевне.

Год назад (был такой же март, и так же текли ручьи, похожие на реки) Нонна вышла замуж за Варлама Патараю и даже, к удивлению знакомых, сменила фамилию. При двух мужьях оставалась Голговской, а теперь стала Патарая. Нонна Патарая. Это экзотическое сочетание ее забавляло. Тогда же в марте Нонну назначили заместителем директора по науке. Сергей Ильич Иваницкий, ее идейный недруг, подал в отставку, подал не сам, его, как водится, выдвинули на ответственную работу в министерство.

Очень скоро, как думает Нонна, начальник Управления горько пожалел о ее назначении. Нонна начала революционно. Никита Малинин был прав, когда говорил, что ей надо командовать «этой шарагой». Однако не все так думали. Начальник, вовлеченный в Ноннину бурную деятельность, чувствовал себя, по-видимому, неуютно.

– Ты себе шею не сломаешь? – спрашивал Варлам.

Нонна смеялась. Все может быть. Но попробовать-то надо. Попробовать настоящей работы после этой службы от сих до сих.

Весь год была очень занята, у Самариных почти не бывала, Катю видела редко. Вскоре после прошлого Нового года, который Катя встречала в ее компании, она приехала к Нонне с новой – модной – стрижкой и отчего-то, как показалось Нонне, чужим лицом. Нонна вгляделась, ахнула:

– Мать, кто же ляпает на морду столько косметики? Чему я тебя учила? Всё, что сверх меры… – И вдруг поняла: Катька ее не слышит. Глухое, непроницаемое лицо.

Дожились, горько усмехнулась Нонна, но вслух ничего не сказала, дожились до старой истины: чужой опыт – не опыт.

Пыталась вспомнить: и мы такими были? И не было авторитетов? Для нее-то, положим, авторитет был: Екатерина Дмитриевна. Если она про что-нибудь говорила «это плохо», Нонне переставало нравиться.

Иногда в Катьке прорывалось прежнее, и Нонна успокаивалась: все тот же щенок, хоть и сильно размалеванный.

Целый год, однако, Катька ходила неузнаваемая – какой-то глупо-независимый вид и дерзкое молчание, якобы скрывающее тайну. А всей тайны-то было, как потом узнала Нонна, – влюбилась в Олега Ардашникова, который встречал с ними прошлый Новый год.

Выяснилось уже перед этим, 1972-м. Катя пришла к Нонне и долго ходила вокруг да около: где вы будете с Варламом, а кто там еще будет? Нонна, признававшая только прямой разговор, не выдержала.

– Что ты хочешь выведать?

– Знаешь что, – сказала Катька прежним доверчивым голосом, – я хочу узнать, где будет Ардашников.

Нонна обомлела.

– Он что, подбивал к тебе клинья?!

Нельзя было так спрашивать. Надо было иначе, тоньше. Катька опять замкнулась и смотрела на Нонну независимо и отчужденно.

С Олегом Ардашниковым по приказанию Нонны поговорил Варлам.

– Катя? Та девочка, у которой умерла мать, а Нонна была ее подругой? Старик! За кого ты меня держишь!

Нонна, когда Варлам передал ей этот разговор, на всякий случай спросила: «Ему можно верить?»

История на этом кончилась. В феврале с Екатериной Дмитриевной случился инфаркт, и с Катьки все слетело как шелуха.

Нонна издали увидела ее белую шапочку и белый шарф, которые связала для Кати Ноннина мать. Катя шла не одна, с каким-то очень высоким светловолосым парнем. В одной руке он нес большую коробку, в другой свою шапку.

– Это Андрей, – сказала Катя, – он тоже поедет навещать бабушку.

Видимо, он вырос. Когда-то Катька, рассказывая о нем, сокрушалась, что ростом он ниже ее. Нонна знала, что обе Катины бабушки очень хотели, чтобы их внучка подружилась с этим, как они говорили, «мальчиком из хорошей семьи». Появился Ардашников и спутал карты.

«Но, может, не окончательно?» – думает Нонна, глядя на Катино оживленное лицо.