Читаем Как жить и властвовать полностью

Со всей очевидностью притча аль-Муради является парафразой, скорее конспективным изложением всем известной истории из «Калилы и Димны». И обращение к общеизвестному (и авторитетному!) источнику, спор с ним, – всё это показательно. Аль-Муради как бы обращается к слуге, бросившему быка Шатрабу на погибель, и ко всем своим читателям: «Что ж, тому человеку надо было ничего не делать и только броситься самому в пасть к волку?!» Автор «Книги указания» – сторонник активной позиции. Это он демонстрирует ещё двумя по-своему претворёнными заимствованиями из «Калилы и Димны».

«Решительный (хазим – можно сказать: активный, предусмотрительный и т. п., см. выше) и смышлёный человек не выжидает в начале какого-либо дела в надежде, что окончание его принесёт успех без усилия со стороны ожидающего. Ведь это же – самоё нерешительность (аджз)», – категорически заявляет аль-Муради [207]. Со ссылкой на «мудрецов», хотя и в этом случае источник известен – «Калила и Димна», автор «Книги указания» рассказывает такую притчу.

О голом и нищем человеке, которого сумели обокрасть. Вариант первый

«Был некий голый человек, имевший только немного – кое-что из пропитания. Как-то однажды ночью он спал, и в это время к нему забрался вор, который стал брать его еду и складывать в свою одежду. Тот человек сказал себе: „Дам-ка я ему отсрочку, пока он всё сложит, тогда я вскочу, заберу его одежду и верну свою пищу“. Но его сморил сон, и вор убрался восвояси с едой того человека». Мораль притчи, по аль-Муради, такая: «Сие есть проступок, заключающийся в забвении предосторожностей в деле с самого его начала» [208].

* * *

В «Калиле и Димне» эта история описана значительно живее и иначе заканчивается.

О голом и нищем. Вариант второй

«Некий человек был нищ, голоден и наг. Нужда заставила его обратиться за помощью к родным и знакомым, но у них не оказалось ни еды, ни одежды, которыми они могли бы с ним поделиться. Бедняк отправился к себе и лёг спать на голодный желудок. Глубокой ночью он проснулся от еле слышного шороха и понял, что в дом залез вор. Хозяин дома хотел было схватить грабителя, но затем сказал себе: „Ей-богу, мне нечего опасаться, будь я проклят, если этот вор найдёт в моем доме что-нибудь ценное“. Но вор был не богаче хозяина. Он долго шарил и наконец нашел глиняный горшок, наполненный пшеницей. Он сказал себе: „Неужели все мои труды этой ночью окажутся напрасными? Ей-богу, скоро рассветет, и я не найду больше никакой добычи. Унесу-ка я эту пшеницу“. Он тотчас же скинул рубаху, и, разложив её на полу, стал ссыпать в неё из горшка пшеницу. Тогда хозяин дома подумал: „Неужели я позволю этому негодному унести мою пшеницу, ведь у меня нет больше никаких запасов! Мало того, что мне нечем прикрыть тело, я ещё останусь без куска хлеба! Тогда на меня навалятся вдвоем холод и голод, а перед такими врагами не устоит самый доблестный воин“. Взяв палку, стоявшую у него в головах, хозяин дома громко закричал, и грабитель бежал в страхе, бросив свою добычу. Он оставил не только пшеницу, но и свою рубаху, дабы не лишиться жизни. И бедняк прикрыл наготу, ибо ему досталась одежда того вора». Мораль притчи, по Ибн-аль-Мукаффе, такая: «Разумному человеку не подобает надеяться на подобную сомнительную удачу и полагаться на случай, отбросив все заботы и попечения о хлебе насущном. Он должен быть деятельным и не обольщаться примером того, к кому благосклонна судьба (макади́р) без всяких усилий с его стороны» [209].

* * *

Читатель без труда обнаруживает как несомненное сходство фабулы, так и различия – как формальные, так и содержательные. У аль-Муради сохранен как бы остов притчи и изменена концовка, а вместе с ней и мораль. Здесь, в отличие от первой из приведённых выше притч, аль-Муради не спорит с Ибн-аль-Мукаффой, а дополняет его. У Ибн-аль-Мукаффы речь идёт о случайном успехе (человек заполучает одеяние), у аль-Муради – о неслучайной неудаче (человек утрачивает последнюю еду). Но в том и другом случае два автора «зерцал» призывают к одному – к активности, действию.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология