Как живете, дети?

Может быть, по-другому нужно было мне решать эту проблему? Как-никак, дело касается того, что дети опять-таки лезут туда, куда им не полагается входить. Пока им очень рано говорить о каких-то симпатиях друг к другу — «нравится», «любит», «не любит». Они ведь только второклассники, им еще долго учиться и учиться. Учителя и старшеклассникам-то не позволяют говорить о таких чувствах. Мне кажется, что учителя редко проявляют такое единодушие в своих позициях, какое они обнаруживают в отношении того, что мальчик и девочка — пока еще ученики в стенах школы! — влюбляются друг в друга. «Как это можно?!» А заговорить на педсовете, где разбираются такие случаи, о том, что, может быть, настало время учить наших питомцев, как любить, чтобы возвышаться, — рискованно. Это значит поставить под сомнение свою педагогическую репутацию. Школьники изучают поэму Руставели «Витязь в тигровой шкуре», пусть там и говорят о возвышенной любви, о том, как Тариэл, Автандил преданы своим возлюбленным. Но нельзя допустить, чтобы нынешние наши Тариэлы и Автандилы. Нестан-Дарежданы и Тинатины, которые считаются учениками, находятся в стенах школы, обучаются и воспитываются, тоже любили. А разрешить 8—9-летним школьникам вслух заговорить о том, что кто-то из них в кого-то влюблен, будет педагогической ошибкой. Как могут оценить мои коллеги то, что я только что проделал: загнал в пустой класс двух мальчишек, чтобы они помирились друг с другом.

Мне вспоминается сцена, после которой я придерживаюсь строгой педагогической заповеди:

Прикасайся к чувствам ребенка с таким же вдохновением и мастерством, как прикасался к струнам своей лиры Орфей.

Это было давно, когда я еще был начинающим учителем и когда я сам мог возмущаться дерзостью подростка, осмеливающегося влюбиться, сквозь пальцы смотрел на чувства детей и уважал в каждом из них только разумность.

Сцену, повлиявшую на мои педагогические представления, разыграла старая учительница начальных классов в большой учительской старой школы.

Циала Багратовна вошла в учительскую с неприятным шумом. Она силой вела за собой маленького мальчика, тоже, наверное, второклассника. Учительница держала в руке раскрытую тетрадь. Она остановилась в середине большой учительской и громким, раздраженным басом призвала всех уделить ей внимание.

— Минуточку, товарищи!.. Прошу всех посмотреть на этого мальчика!

Мы все — а в старой учительской большой школы в этот момент находилось не менее 50 человек — обернулись, кто-то подошел поближе посмотреть на мальчика.

Циала Багратовна — уважаемый всеми человек, с большим опытом. Раз она взволнована, значит, имеет вескую причину, раз обращается к нам, значит, просит поддержки.

Мы с любопытством начали разглядывать мальчишку в коротких штанишках, худенького, крошечного. Он стоял рядом со своей учительницей, опустив голову, не смея посмотреть нам в глаза. А Циала Багратовна, обратив на себя всеобщее внимание учителей, приступила к монологу. Правда, короткому, но полному раздражения, иронии, с оскорбительными нотками в адрес мальчика в коротких штанишках.

— Видите этого сопляка? Он не такой, каким вам может показаться! Он, этот чертенок, видите ли, влюб-лен! Лю-бит! Занимается не математикой, а сердечными делами!.. Вот, полюбуйтесь, что он нарисовал и написал в тетради для математики!

Циала Багратовна поднимает над головой раскрытую тетрадь, и мы, приблизившись и напрягая зрение, увидели рисунок девочки, у которой волосы разбегались подобно лучам солнца. Потом она опустила руку и продолжила.

— Это еще ничего! Вы только послушайте, что этот сопляк пишет! — и она с поразительной брезгливостью, передразнивая мальчишку, прочла следующую фразу: «Я хочу жениться только на Маико. Я люблю Маико. Я куплю ей золотое платье».

— Представляете, любит сопляк Маико! Не хочет больше учиться, хочет жениться! Хорошо, правда? — завершила она свой монолог.

Некоторые учителя громко расхохотались в знак высмеивания мальчика.

— Ну и ну, жених! — воскликнул один.

— А невеста, что, тоже влюблена? — подшутил другой.

Учителя в большой учительской смеялись над мальчиком, вот что меня поразило.

Поразил меня и сам мальчик, его самоотверженный и смелый поступок.

Он вдруг поднял голову, подпрыгнул, чтобы дотянуться до своей тетради (учительница держала ее высоко, давая другим еще раз посмотреть на рисунок и почитать, что там было написано), вырвал тетрадь и, с силой пробравшись сквозь плотный строй учителей, выбежал из нашей большой учительской, одновременно ранив всех нас душераздирающим криком:

— Ненавижу тебя!.. Ненавижу всех вас!.. Злые!.. Злые!..

Учителя были ошеломлены. У весельчаков смех застрял в горле.

Циала Багратовна побагровела и процедила:

— Н-у, я е-му...